Онлайн книга «Кольцо с тремя амурами»
– Конечно, помню. – Как она называлась? – «Последняя жертва» Островского. Дайнека протянула напечатанные листы. – Это она? Взглянув на текст, Альберт Иванович кивнул. – Тогда еще один вопрос. Какую сцену репетировала Свиридова? Продолжая курить, Романцев медленно произнес: – Сцену из первого акта с теткой Глафирой Фирсовной. – В прошлый раз вы рассказывали, что Елена забыла какую-то фразу, и вы заставили ее записать эти слова прямо на роли. – Я часто так делал. Не можешь запомнить – пиши. – Можете вспомнить эти слова? – с замиранием сердца спросила Дайнека. – Дай-ка, – Романцев протянул руку и взял у нее пьесу. Перелистнув пару страниц, нашел нужное место и подчеркнул его ногтем: – Вот: «А каково сказать прощай навек живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить». – Он поднял глаза. – Важная фраза! Если ее пропустить, теряется смысл… – Альберт Иванович, – перебила его Дайнека, – Свиридова при вас написала эти слова? – При мне. Лена была очень старательной. И если я говорил, тут же все исполняла. – Она писала прямо в своей роли? – Где же еще? Если ты хоть раз видела текст роли, там, справа, всегда оставляют большие поля – на половину листа. На них делаются пометки на читках и на репетициях. – Спасибо! – Дайнека направилась к двери. – Даже не посидишь? – разочарованно спросил Романцев. – Я потом еще раз приду, – пообещала Дайнека и, выскочив из палаты, набрала номер Труфанова. – Василий Дмитриевич! Здравствуйте, это Дайнека. Есть новости. Приедете? Буду ждать у главного входа в парк. Труфанов прибыл на место раньше, чем туда попала она сама. Дошли до ближайшей аллеи. – Что за новости? – спросил он. – Можно я сначала спрошу? – Спрашивай, – согласился Труфанов. – Та записка, что лежала на письменном столе Роева… Ее прислали в конверте? – В обычном, почтовом. Мы потом проверяли – его положили на стойку в гостинице. – Размер записки не помните? – Маленькая, со спичечный коробок. – А края? – Что? – Какие у нее были края? Рваные? – Нет. Но линии обрезов – кривые. Как будто наспех резали ножницами. – Теперь мне все ясно! – Дайнека плюхнулась на скамейку, закинула голову и пустым взглядом уставилась в небо. Труфанов сел рядом с ней. – Что это значит? – Я знаю, кто написал эту записку. – Кто? – Елена Свиридова. – Чтобы притянуть за уши твою версию, можно считать это логичным. – Логика здесь ни при чем. Пожалуйста, повторите, что там было написано. – «Прощай навек». Дайнека бросила пьесу на лавку. – Это слова, которые Свиридова записала на полях своей роли по настоянию режиссера! – Она снова взяла пьесу и прочитала нужное место: «А каково сказать прощай навек живому человеку, ведь это хуже, чем похоронить». – Откуда ты об этом узнала? – Режиссер рассказал. – И он видел, как она их написала? – Собственными глазами. – Ну хорошо, – условно принимая такую версию, Труфанов обеими ладонями хлопнул себя по коленкам. – Только есть одна нестыковка… Письмо с запиской принесли в субботу, а Свиридова, как ты знаешь, пропала за день до этого. Значит, она все еще была в городе? – Не-е-ет, – Дайнека покачала головой. – Она не могла принести письмо. – Почему? – Потому что текст ее роли, где была написана эта фраза, в пятницу остался у Сопелкина. Он сам об этом сказал. – И переспросить у него мы больше не сможем… – заметил полковник Труфанов. – Теперь понимаете, почему перед смертью Сопелкин произнес: «Последняя жертва»? – Почему? – Потому что роль Свиридовой была из пьесы «Последняя жертва», и он хотел сказать, кто у него забрал эту роль. – Только не говори, что смерть Роева связана с исчезновением Свиридовой и убийством Сопелкина. – Но это же очевидно! Василий Дмитриевич шумно вздохнул: – С тобой трудно не согласиться. – Теперь нужно выяснить, кому Геннадий Петрович отдал текст ее роли. И если мы найдем этого человека – узнаем, кто заставил Сопелкина дать ложные показания и кто убил Лену Свиридову. – Опять ты за свое! – воскликнул Труфанов. – Хорошо-хорошо… Нет трупа – нет убийства. Здесь я с вами согласна. Но вы не сможете отрицать, что в этих хитросплетениях угадывается изощренная, тщательно спланированная интрига. Вы же знаете, что перед смертью Роев вывез неизвестно куда все содержимое хранилища № 20? – Я-то знаю. А тебе откуда это известно? – Знакомы с Арзамасцевым? – Он в то время работал начальником транспортно-складского цеха. – Я с ним вчера говорила. Остальное мне рассказал Кораблев. Полковник отстранился и, прищурившись, процедил: – Сижу и слушаю, разинув рот, как старый дурак. Дайнека приложила руку к груди. – Чувствую, Свиридова здесь ни при чем. – Как это ни при чем, если до сих пор не можем ее найти? – Знаете, про таких говорят: попала под чужую раздачу. – Знать бы, где находится эта раздача, – пробормотал Труфанов. – Может быть, это не мое дело, но я думаю, вам необходимо затребовать из архива дело Роева и провести графологическую экспертизу той самой записки. У матери Елены Свиридовой наверняка остались образцы ее почерка. Полковник молча кивнул. Дайнека спросила: – Разве не так? – Так. Уже запросил. – И что? – Дело Роева вдруг исчезло. – Почему – вдруг? – Вчера вечером оно было в архиве, а сегодня его уже нет. – Вы думаете, его специально украли? – спросила Дайнека. – Иногда я задумываюсь над тем, почему все еще говорю с тобой о Свиридовой… – Труфанов вдруг замолчал. – Почему? – спросила Дайнека. – Первое дело, с которым я так и не справился, сидит в сердце занозой… Нет, не в сердце. Совесть саднит. – Почему? – повторила она. – Потому, что я мог бы ее найти. |