Книга История любви в истории Франции. Том 7. Наполеон и его женщины, страница 61 – Ги Бретон

— Будь уверена, — сказал он, — что я сдержу обещание, данное тебе. Я уже заставил Россию вернуть узурпированную ею польскую территорию; остальное произойдет со временем. Сейчас еще не тот момент, чтобы осуществить все. Необходимо терпение. Политика — это натянутый шнур, который обрывается, если его натянуть слишком туго. Выжидая, политики достигают успеха.

Ты знаешь, что я люблю твой народ, что мои намерения, мои политические взгляды, — все побуждает меня желать вашего полного восстановления. Я хотел бы удвоить свои усилия в поддержке ваших прав; я, несомненно, сделаю все, что не ущемит интересов Франции; но подумай, какие громадные расстояния разделяют наши страны: то, что я установлю сегодня, может быть разрушено завтра. На первом месте для меня — долг перед Францией, и я не могу проливать французскую кровь ради интересов другой страны и высылать мою армию Вам на помощь всякий раз, как Вам это понадобится. Но я восстановлю Польшу!

Мария обезумела от радости при мысли, что ее самопожертвование все-таки принесет пользу.

Но увы! Через несколько дней Наполеон объявил, что он покидает Варшаву.

Маленькая полька снова упала в обморок. Послушаем ее:

"Я была совершенно ошеломлена, когда Его Величество, едва войдя ко мне, сказал:

— Мария, завтра я уезжаю. На меня возложена высокая ответственность. Я призван предотвратить потрясения, угрожающие моим народам".

Она разразилась рыданиями, поняв, что он уезжает, ничего не сделав для Польши, что она была его игрушкой и без пользы для страны принесла в жертву свою честь.

— Что будет со мной, Боже Великий!

— Ты приедешь в Париж, моя добрая Мария. Пока тебя будет здесь опекать мой честный Дюрок. Он будет блюсти твои интересы. Ты обратишься к нему в любом случае, когда тебе понадобится, он исполнит любое твое желание, если только ты не потребуешь невозможного.

Потрясенная до глубины души, Мария повторила ему, что у нее лишь одно желание: чтобы он вернул ей родину.

— Никакие сокровища мира не возродят моего самоуважения. Пока Польша не будет восстановлена, я буду жить затворницей в деревне…

Он стал нежнее:

— Нет, нет, Мария, так не будет. Я знаю, что ты можешь жить без меня. Я знаю, что не покорил твоего сердца. Ты не любишь меня, Мария! Я это знаю, потому что ты искренняя, безыскусная, — этим ты меня пленила, как ни одна из женщин. Но ты добра и нежна, твое сердце полно благородства и чистоты. Ты не захочешь лишить меня нескольких мгновений блаженства, которые я хочу ежедневно испытывать с тобой! Ах, Мария, только с тобой, ни с кем более! С тобой я буду счастливейшим на свете…

И он улыбнулся «так горестно, так печально», что, охваченная жалостью, она бросилась в его объятия и обещала ждать его, где он пожелает.

На следующий день он присоединился к своей армии, а она отправилась в Вену, где французский посол принял ее на свое попечение,

7 февраля французские и русские войска встретились в кровопролитной битве в долине Эйлау. Когда пала ночь, не было ни победителей, ни побежденных, а только группы обезумевших одичавших людей, бродивших среди трупов. На следующее утро русские отступили, и Наполеон решил, что победа принадлежит французам. Сидя на каком-то барабане, он сразу написал письмо Марии:

— "Мой нежный друг, мы победили.

Мое сердце — с тобой. Если бы это зависело только от него, ты уже была бы гражданкой свободной страны. Страдаешь ли ты от разлуки, как страдаю я? Верю в это… Я хочу, чтобы ты вернулась в Варшаву или в свой замок — ты слишком далеко от меня.

Люби меня, моя нежная Мария, и верь в своего

Н."

После этого он написал письмецо, полное горячей любви, Жозефине, которая ждала его в Париже.

Мария Валевская, лишенная возможности вновь увидеть Наполеона, чары которого уже проникли в ее кровь, вернулась в Польшу и три недели прожила у своей матери.

В конце февраля она уже испытывала острую тоску по «контакту с императором». Проведя еще несколько холодных ночей в мечтах о его страстных объятиях, она мгновенно надела медвежью шубу, прикрыла высокую прическу меховой шапкой, прыгнула в сани и велела отвезти себя в замок Финкенштейн, где император решил провести зиму. Там они провели три нежных и восхитительных медовых месяца.

Мария словно императрица сидела рядом с Наполеоном на торжественных обедах, где присутствовали Мюрат, Бертье, Дюрок, послы, иностранные принцы. Во время этих обедов Наполеон разговаривал с Марией на изобретенном им тайном языке жестов: то, к удивлению дипломатов, засовывая палец в ноздрю, то закрывая глаз или двигая ушами. Живость его мимики забавляла и очаровывала юную графиню, которая быстро научилась расшифровывать этот «тайный телеграф».

Когда гости удалялись, император привлекал Марию на канапе, обнимал и вел себя так же нежно, как во времена любви к Жозефине.

Свидетельством большой страсти была нестандартность комплиментов, которые он ей делал; вот один из них, который сообщает нам без комментариев строгий Фредерик Массон:

— «Для всех я — могучий дуб, и только для тебя — желудь…»

Выразив свою любовь в изысканных словах, Наполеон набрасывался на Марию столь стремительно, что дело заканчивалось иногда на ковре гостиной…

После чего, слегка усталый от этих упражнений, он выходил во двор, чтобы с азартом бриеннского школьника сыграть с солдатами в кегли.

* * *

Не часто в своей жизни Наполеон переживал такие счастливые дни, как в Финкенштейне. Впервые в жизни рядом с ним была женщина нежная, любящая, покорная, искренняя, чистосердечная и не кокетка.

Только одно было ему не по душе: темные туалеты Марии.

— Почему ты в черном? — спросил он однажды с гримасой, притворяясь, что хочет разорвать ей юбку. — Ты же знаешь, что я люблю яркие цвета.

Она отвечала с неприступной миной:

— Полька должна носить траур по своей родине. Когда ты восстановишь Польшу, я всегда буду в розовом.

Он улыбался:

— Потерпи. Весной я начну действия против России.

Сезон действительно был неблагоприятным для военных действий. Иногда бушевали вьюги и замок становился неприступным; термометр показывал 30° ниже нуля.

В ожидании весенних цветочков солдаты Великой Армии коротали время, играя в карты и распевая фривольные песенки. В замке Финкенштейн было холодно, хотя в каминах пылали огромные поленья.

Поэтому любовники проводили много времени в постели, согреваясь любовными шалостями.

Однажды майским утром, когда император еще лежал в постели с Марией, ему принесли письмо от Жозефины. Направив свою ревность не по адресу, она упрекала его в нежной переписке с парижскими дамами.