Онлайн книга «Поезд дружбы»
|
– Вот и хорошо. А сейчас ступай в сторожку. Олесь Дунич, крайне удивленный внезапным предложением сотника, прошел в здание охраны. Лютый отправился в дом. Жена занималась с дочерью уроками. – Анютка! Надо себя хорошо вести. Ты пойми, учительница не хотела тебя обидеть. У нее работа такая – воспитывать вас, – приговаривала она. Лютый кашлянул. Женщина испуганно обернулась и сказала: – Влас? Ты уже вернулся? Я стол накрою. – Погоди, успеешь. Ты это чему дочь учишь? – Я пытаюсь убедить Анюту, что она не права, обижаясь на учительницу. Лютый подошел к столу, поцеловал дочь. – Анютка, поди-ка поиграй в своей комнате. Нам с мамой поговорить надо. – Да, папа. – Девочка ушла в комнату. Как только дверь за дочерью закрылась, Лютый схватил жену за волосы и резко рванул к себе. От внезапной боли у женщины вырвался вскрик, на глазах выступили слезы. – Ты что, Влас? – Я?.. Нет, это ты, сука, что?.. Чему Анну учишь? Чтобы дочь сотника Лютого унижалась перед москалями, кланялась этой вот Соколовой? – Отпусти, прошу, мне больно. – Запомни, Дарья, никто в этом поселке даже косо посмотреть на мою дочь не вправе. Ни один человек. Шлюхи Соколовой уже завтра здесь не будет. Утром поведешь Анюту в школу. Директор устроит построение, или как там у них это называется?.. Линейку! Так вот, поведешь дочь прямо к директору и будешь стоять рядом, пока Садовый не извинится перед ней. Публично, на глазах у всех. Я посмотрю на это со стороны. Ты же должна надеть на рукава себе и дочери повязки со знаком «Державы», стоять, гордо подняв голову. Ты поняла меня? – Но, Влас… Лютый рванул голову жены вверх. Она вскрикнула. – Ты поняла меня? – Да, отпусти! Лютый разжал хватку и заявил: – Я за свою дочь весь поселок замордую. А ты, женушка, если не перестанешь портить Анюту, пожалеешь об этом. Не зли меня, а то ведь убью. А сейчас прими душ и в постель! Мне баба нужна. – Я не смогу, Влас. – Сможешь. – Мне плохо, прошу, не сейчас. – Плохо тебе? Тогда пойди к Марийке и приведи ее сюда. Она не откажет. – В наш дом проститутку? – Я сказал, мне нужна баба. Если ты не можешь, значит, другая все сделает. – Тогда иди к другой! Хоть к Марийке, хоть к Надюхе. – Это мой дом. Здесь командовать буду я. Что стоишь? Ступай! Либо в душ, либо за шлюхой. – Хорошо. Я пойду в душ. – То-то! Обедать после будем. Женщина ушла из комнаты, Лютый прошел на кухню, достал из холодильника бутылку перцовки. Налил стакан, выпил. Прикурил сигарету. Тут он услышал шум за спиной и спросил, не оборачиваясь: – Ты уже все? – Здравствуй, сын! – раздалось в ответ. Лютый повернулся. – Батя? Будь здоров. Заходи, выпьем за встречу. Отец бандита Данила Петрович прошел к столу, присел на стул. Лютый достал второй стакан, тарелку с нарезанным салом и огурцами, хлеб. Сын хотел налить отцу, но тот закрыл стакан ладонью и сказал: – Я не пить с тобой пришел, Влас. – Ну, как хочешь. – Лютый опрокинул второй стакан, закурил и осведомился: – Зачем пожаловал, батя? Опять нравоучения читать? В коридор из ванной вышла жена. – Ой! Папа, извините. – В спальню ступай! – приказал Лютый. Женщина скрылась в комнате. Данила Петрович отставил стакан, посмотрел на сына и спросил: – Ты что творишь, Влас? Хозяева из твоей башки все мозги вышибли? Ты кем возомнил себя? Хозяином поселка? – Батя, ты слова-то подбирай. – А то что? – А то… провожу восвояси. – Ты забыл, кто этот дом построил? – Скоро заберешь его. Мне он будет без надобности. – Но покуда ты здесь, отвечай за свои дела. Лютый скривился. – Ну и чего ты пристал? Что творю? То же, что и дед, отец твой. Навожу новый порядок. Я, как ты, под москалями жить не буду. Хозяев у меня нет, я сам себе голова. Да и всему поселку. Или ты этого до сих пор не понял? – На тебя народ смотрит как на последнего бандита. Лютый повысил голос: – Народ, говоришь? А что такое народ? Вы все говорите о народе, а где он? Что собой представляет? Или ты за народ считаешь то быдло, которое по соседству живет? – Не смей так говорить о людях! – Люди, батя, сейчас на передовой, на войне. А тут быдло бессильное и трусливое. – И с кем у нас война? – А то ты не знаешь? От телевизора, поди, не отходишь? – Со своими же братьями война? – Экстремисты, москали и те, кто пляшет под их дудку, нам не братья. – Да, промыли тебе мозги основательно. – Мне промыли, да? Ладно. Но скажи мне, сколько населения в Гольно? – Тридцать тысяч. – Вот! Тридцать тысяч. Пусть двадцать из них составляют бабы, дети, старики, старухи, но десять-то тысяч мужиков, так? – К чему ты клонишь? – А к тому, что эти десять тысяч мужиков подчиняются мне и моим людям. А сколько нас? Да трех десятков не наберется. Только быдло, стадо позволит понукать собой какой-то мелкой банде. Почему они не поднимаются против нас? Десять тысяч против тридцати человек? – Отвечу. Потому и не поднимаются, что за тремя десятками таких, как ты, стоит верховная власть. Потому что под вами и милиция, и прокуратура, и суд. Против вас выступи, так вы собственный поселок, как города на востоке, жечь будете и людей убивать почем зря. – Все правильно, батя! Поэтому мужики наши и есть обычное стадо, тупые бараны. Ради них мы и освобождаем юго-восточные регионы. Удавим москалей – другая жизнь начнется. Правильная, лучшая. Та, за которую воевал дед. – Это германский порядок – правильная жизнь? – Свой, батя, порядок. Национальный. Без чужаков. – Ладно, насчет этого с тобой говорить бесполезно. Скажи, чего ты на Соколову ополчился? Она Анютке двойку поставила, а ты решил ей отомстить? – Это мое дело! Москалям и жидам в поселке не жить. Это мое последнее слово. Хватит пустословить. Лучше возьми Анютку да погуляй с ней пару часиков на улице. Мне с женой… побыть надо. |