Онлайн книга «Дальний поход»
|
Юный остяк закивал, разулыбался – не скрывал радости: – Все, как сказал, сделаю, да. Погладил ладонью бубен – да к хижинам. Атаман же с Матвеем Серьгой да Штраубе в дом ушли – поговорить до круга о разном. В храм бывший, а ныне – новый острог, можно сказать – почти что кремль, крепость. Афоня Спаси Господи на дворе остался да, помолясь, место принялся выбирать – где святой крест ставить. Остальные ватажники все трудились, правда уже – радостно, с шутками веселыми, прибаутками. Оставшийся за старшого Ухтымка сам же и начал подначивать: – А ну, навались, робяты, ух ты! Как улиты, ползаете… этак к ночи не кончим. – Сам ты улита, Ухтымко! Вона, яму-то скривил… – Да где скривил-то? Это у тебя, Яшка, глаз кривой! Обойдя частокол, Маюни пошел на звук песни, на девичьи звонкие голоса. Затаился за молодыми березками, за калиною, к осиновому стволу прижался. Постоял немного, послушал, белоцвет высоченный усмотрел, стебель сломал – дудку сделал. Сунул в рот калину ягоду, прицелился – плюх! – угодил зазнобушке своей в шею. Устинья дернулась, да, не переставая петь, провела ладонью. Подала плечами – показалось, мол… Отрок, однако, не унимался – снова ягодку калину сорвал, плюнул… в спину девушке угодил, как раз меж лопаток. Обернулась Устинья… тут ей и – в лоб! А девы все пели, чернавки сир-тя ловко пластали кремневыми ножами рыбу, Устинья же… Брови нахмурила, плат с головы сняла, сок калиновый со лба стерла… Да – в кусты! Грозно этак, решительно – а ну-ка, кто там еще шутки шуткует? – Здрав будь, Ус-нэ! – вышел из-за осины Маюни. – Уж и не чаял тебя встретить, да-а. – Господи… ты! Обомлела Устинья, за сердце схватилась… Едва не упала – хорошо, остяк вовремя бросился, подхватил, обнял и, холодея в душе, отважно поцеловал в губы! – Ах ты, миленький мой… Ты как же здесь-то? А наши? – И наши здесь, да… Атаман, Афоня-шаман, немец… Другие к Строгановым, на стругах ушли, да. А мы вернулись! – Миленький мой, миленький… живой! Надетая на Устинье рубаха оказалась столь тонкой, истершейся, что юный остяк вдруг покраснел, ощутив твердеющую под его пальцами грудь… покраснеть-то покраснел, однако не убрал руку, мало того – под рубаху засунул… и так стало сладко! А Ус-нэ тяжело задышала… – Эй, Устиньюшка-а-а! Ты где? Заплутала! – Господи… ищут, – отпрянув от парня, девушка быстро перекрестилась. – Здесь я! Сейчас иду… Тихо, тихо ты, скаженный! Нельзя здесь, увидят. – Слушай, Ус-нэ… ты Настю сюда вызови, да. Скажи, мол, дело есть. Устинья строго прищурилась: – Какое это еще у тебя к ней дело? – Атаман ее видеть хочет. К нему и приведу. – А что ж он сам-то? Ах да, понимаю, на сносях Настена-то, волновать почем зря не надо. Ладно! Скажу. – Ах, милая! – уединившись с Настей в какой-то полуразваленной хижине с остатками крыши и уцелевшим широким ложем, Иван все никак не мог поверить, что наконец-то обнимает жену. – Как ты? Как живот твой? – Да подобру все, успокойся, любый. Ты записку-то мою читал? – Читал… Потому и здесь. Ах, умная ты у меня! Дай, поцелую… – Тихо, тихо! Задушишь! – Значит, говоришь, мор? – любуясь красавицей супругой, тихо промолвил Егоров. Настя кивнула: – Был мор, да. Четверо казаков померло, да и мы уж не чаяли выжить. Хорошо – Господь надоумил уйти. – Однако далеко ж вы убрались! – Да ведь не хотели так далеко-то. Просто как-то само собой все… В остроге-то как? – Спокойно все. И никакого мора нету. Мы вон – живые. Иван хохотнул, поглаживая супругу по волосам и чувствуя, как нарастает желание. Однако знал – нельзя сейчас… нельзя… Вот, скоро родит супружница, тогда… тогда и наверстаем! – Значит, теперь и вернуться можно, – прижавшись к мужу, негромко промолвила Настя. – Домой… – Именно, что домой! – атаман тихонько рассмеялся. – В острог наш родной, Троицкий… Струги от Строгановых вернутся – хоромы расширим, хватит уже по углам тереться, пора и пожить боярами! – Боярам бы и людишек иметь не худо, издольщиков-крестьян иль хотя бы оброчных. Я уж о том подумывала как-то. Может, местных к нашим землицам привлечь? Мы б их от колдунов защищали, они б работали – спокойно бы себе жили да поживали, добра наживали. Мы ведь не кровопивцы какие-нибудь, по семь-то шкур драть не будем, так, помалу возьмем – от всех их доходов – треть! – Треть!!! – подскочив, ахнул Иван. – Да уж, не кровопивцы. Этак у нас людишки-то разбегутся совсем! – Хорошо – четверть, – Настя задумчиво накрутила на палец локон. – Примучивать особо не будем, да к вере Христовой их приведем, не торопясь, постепенно. – Ага, постепенно! – снова подскочил атаман. – Ты это попробуй отцу Амвросию сказать, мила! – Скажем! Срок придет – скажем. Что скажем – то все и делать будут. А кто не захочет… Мхх! – Ух, и грозная ж ты у меня, люба! За остававшимися в лесу ватажниками – Сиверовым, Короедовым Семкой и прочими – атаман отправил Маюни. Казаки как раз к вечеру и явились, к кругу. И снова была радость – старые друзья встретились, хлопали по плечам друга дружку, смеялись: – А вы где? – А вы как? – А мы – этак! Одна Авраамка грустила, всплакнула даже, малыша своего по волосам светлым поглаживая, – все ж отправился муж ее, Кольша Огнев, кормщик, вести струги на Печору-реку, а там – и далее. – Ничо, не плачь, жонка! – поглядывая на крутобедрых девок, утешал ее Михейко Ослоп. – Кольша твой – кормщик опытный, справный. Кого ж другого в этакий путь-то послать? – Да понимаю… – К тому ж и вернутся они скоро. Вот, в острог придем – а там и недолго ждать. – В острог? Авраамку словно вдруг кто-то дубиной по голове ударил, женщина внезапно сделалась, словно бы своя не своя, скулы, как от кислицы свело, побелели очи: – А зачем нам в острог? – промолвила деревянным голосом дева. – Там мор, лихоманка, там все мы погибнем. – Да нет там ничего! – Нет, есть. Я знаю. Так и не переспорил бугаинушко Авраамку, да и казаков, из тех, что ушли с Матвеем, даже на кругу было не переспорить. Не хотели почему-то в острог возвращаться, уперлись упрямо! Даже Матвей – и тот: – Ну, это… вы-то возвращайтеся, а мы здесь… новый острог зачнем, друг к дружке в гости хаживать будем. – Доннерветтер, какие гости? – с остервенением швырнув в костер хворост, возмутился Штраубе. – Вас же тут колдуны вмиг на швабские колбаски пустят! Драконов нашлют, змей, людоедов. Да вы что, все позабыли, что ли? |