Онлайн книга «Ведьмаки и колдовки»
|
Запечатлеть бы королевича вот таким, чтоб не при полном параде, каковым он народу показывается… без постановки… а в самом что ни на есть натуральном виде. Всклоченный и с раннею лысиной, которая ныне видна. Лопоухий. Некрасивый, но меж тем странно притягательный. И лицо это с неправильными чертами приковывает взгляд. Ракурс хороший. Надо будет сказать, чтоб снимали его не анфас, как ныне принято, но в три четверти… …правда, Гавел сомневался, что к совету его прислушаются. — Ничего. — Аврелий Яковлевич шел, прихрамывая на левую ногу, прижав к боку ладонь. — Я уж с твоим батюшкой поговорю… объясню, чем оно чревато… ежели тебе приключениев в жизни мало, то он найдет… — Аврелий Яковлевич! — Да уж давно Аврелий… Яковлевич. — Это ведьмак произнес с некоторой заминкою и поморщился. — Ты тут мир спасаешь… планы строишь, как зло одолеть и родине услужить… а он берет и все по-своему переиначивает… Матеуш сделал вид, что усовестился, и, подойдя к ведьмаку, любезно подставил ему королевское плечико, которое на пробу оказалось не столь хилым, как выглядело. Во всяком случае, оперся на это плечико Аврелий Яковлевич в полную силу. — Рассказывай, остолоп венценосный, — велел он, присовокупив к просьбе обычный свой подзатыльник. И Матеуш стерпел. Вздохнул. Голову потрогал… и то — отвык он уже от этакой манеры ведьмака к общению вольному, если не сказать, фамильярному. Конечно, случалось в Матеушевой жизни и подзатыльники получать, преимущественно от батюшки, который полагал, что отпрыска по жизни следует наставлять не только словом. Бывали и розги, правда, редко, в случаях исключительных, в остальном же Матеушевы воспитатели, гувернеры и учителя относились к подопечному с должным уважением. Кроме Аврелия Яковлевича, который, стоило Матеушу напомнить, что он не просто так, а наследник престола, ответил: — Засранец ты пока, а не наследник. Подрасти еще, а там посмотрим… И оплеуху отвесил. Для усиления словесного эффекту. — Да… нечего рассказывать… Идея с двойником, которому надлежит сыграть влюбленного Матеуша, с самого начала показалась ему глупой, пусть идею сию одобрили и батюшка, и матушка, а самого двойника, который числился в особом штате, естественно, никто и спрашивать не стал. Кроме Матеуша. Нет, изначально двойник выказал полную готовность пойти хоть к колдовке, хоть к Хельму лысому во благо отчизны. Да и что ему еще говорить, когда за эту самую готовность ему платят по сто злотней в месяц? Иные баронства этакого дохода не приносят. В общем, с двойником пришлось говорить долго, сердешно и для поднятия градуса сердешности использовать особую настойку, каковую его величество именовали лекарственной и хранили в глобусе. А ее величество делали вид, что о настойке не знают… На третьей стопке агент поплыл. На четвертой, вздыхая и охая, принялся жаловаться на жизнь. Нет, не на службу — она-то была в целом спокойной, благо в нынешние просвещенные времена покушения на монарших особ устраивали редко, а успех они имели и того реже — но… жить во дворце, пусть и на полном пансионе, но и в полной же изоляции, не имея возможности и словом-то перекинуться… вялая переписка с родней, понимание, что все-то письма перлюстрации подлежат… …невеста, которая поначалу радовалась, что суженый при короле устроился, на третьем году службы радость утратила, а ныне и вовсе замуж за соседа вышла, здраво рассудив, что не молодеет… …а теперь еще и колдовка… колдовку-то обмануть сложней, чем обыкновенного человека, она-то кровь чует… и хоть бы Аврелий Яковлевич амулету обещался, да как знать, сработает ли эта амулета… В общем, Матеуш, и сам того не желая, расчувствовался. Однако о цели своей не позабыл. Пусть таланту магического в нем было на кроху, но хватило и того, дабы клятву стребовать. Конечно, протрезвев, агент падал в ноги и умолял его высочество не блажить… так разве ж это блажь? Ну не верил Матеуш, что колдовка будет столь опасна. А про демона и вовсе знать не знал… раскаивается он. Вот честное королевское слово! И Аврелия Яковлевича, который сию историю слушал превнимательно, хмурился да бороду тормошил, просит понимание проявить. Не Матеушу ведь достанется, а агенту, существу безвинному, за доверчивость свою пострадавшему… — Два дурака в одном дворце — это чересчур. — Ведьмак вяло отмахнулся от Матеуша. — Ничего, разберемся… — А что с колдовкой? — Нет колдовки. — Аврелий Яковлевич произнес это с чувством глубочайшего удовлетворения. — Вышла вся… — Я не понял… — И не поймешь. — Ведьмак не отказал себе в удовольствии щелкнуть королевича по носу. Аврелька или нет, но… особ королевской крови в мире всяк больше, чем умелых ведьмаков. И сия простая истина давала Аврелию Яковлевичу право гордиться если не собой, то своим умением. Пожалуй, Гавел мог бы ответить на вопрос Матеуша… и ответил бы, поскольку к собственной силе еще не привык, смущался и привычно трепетал перед теми, кто стоял выше его. Стоял ли? — В зеркала ушла. — Аврелий Яковлевич упомянутое зеркало поднял сам, осторожно, двумя пальцами. — Она-то в прежние времена тут целое зазеркалье сотворила… души тянула, мучила и запирала за гранью. А теперь и сама там оказалась… забыла, что у зеркал — долгая память. — А Миндовг? Лизанька лежала на алтаре, раскинув руки, и давешний помощник купчихи хлопотал возле тела, то по щечкам постукивал, то к груди ухом прижимался. Верно, сердце Лизанькино билось, ежели в покое ее не оставляли. — Следом потянулся. Он к ней привязан был… поводком, как собака к хозяину. Но ничего… он тоже свое получит… у них на всех обиды хватит. Королевич отвернулся, не из смущения, но потому что смотреть на алтарь ему было неприятно: — Что ей вообще нужно было? — Что? — Аврелий Яковлевич не без труда плечами пожал. — Все и сразу… сила… вечная молодость, бессмертие почти… этот камушек многое дать способен. Власть. Смуту. Корону… думаю, надоело править Серыми землями, захотелось обыкновенными… вот взошел бы на престол Матеуш Кровавый, а при нем и королева красоты писаной… и всем бы весело зажилось… до кровавых соплей… а все почему? Потому что некоторым в заднице свербит… подвигов охота. Королевич стыдливо очи опустил, но ему не поверили. И тогда Матеуш задал иной вопрос: — И… что дальше? — Дальше? Ничего. — Аврелий Яковлевич отер зеркало и сунул за пояс. — Дом, конечно, чистить придется, но… после, когда они сами попросят. — А мы узнаем? — Узнаем, — тихо ответила златовласая панночка, которая чинно сидела у алтаря, ручки на коленях сложивши. — Поверьте, узнаем… зеркала будут плакать. |