Онлайн книга «Ведьмаки и колдовки»
|
Поднимались. И встреченные люди почитали Лихослава стороной обходить. Знали? Откуда? — Не волнуйся, крестничек. — Аврелий Яковлевич шел неспешным шагом, опираясь на свою тросточку, сова на которой несколько потемнела. — Людишки — твари боязливые, от каждой тени шарахаться гораздыя… — Откуда? — поинтересовался Лихослав, провожая взглядом пару улан, которые держались поблизости, делая вид, что не следом идут, а прогуливаются по собственной, так сказать, исключительной надобности. — Да нашелся… один молодец, который на сенсации заработал… — Аврелий Яковлевич повернулся к уланам и бросил: — Прокляну так, что только на коз вставать и будет… …уланы мигом исчезли. — И что теперь? — Ничего, крестничек. Поговорят недельку-другую, власти поругают за бездействие, а там и новая сенсация, глядишь, сыщется… — А мне что делать? — А что тебе делать? Чего хочешь, то и делай, только сначала в нумера… ты не думай, дорогой, что у меня к тебе веры нет. Я-то ведаю, что ты у нас тварь одомашненная, но тебе самому спокойней будет… да и мало ли… не надобны нам инциденты в жизни… Лихослав по-прежнему ничего не понимал, но покорно сел в экипаж, который дожидался Аврелия Яковлевича. Ехали в молчании до самого Гданьска, до коронной гостиницы. — Ты, крестничек, главное, к людишкам снисходительней будь, — сказал ведьмак, когда пролетка остановилась. — Оне, людишки-то, в своих страхах плутают, навыдумывают себе всякого, а потом боятся… — Полагаете, волкодлаков бояться не надо? — Надо, — ответил Аврелий Яковлевич, отмахнувшись от швейцара, который со всею поспешностью бросился к высокому гостю, дверцу открыл, ручку подал. — Только… я не о том, Лихославушка. Ославили тебя, конечно, знатно, но… ежели по уму, то разве ж можно этакой газетенке верить? А они вон верят… и сами себя пугают. И маются промеж страхом и любопытствием, которое заставляет в чужие дела нос совать. Швейцар проводил Аврелия Яковлевича взглядом, в котором Лихослав не углядел ни страха, ни любопытства, но лишь затаенную надежду, что сей высокий, однако зело неудобный гость в скором времени все ж отбудет. Аврелий же Яковлевич пересек холл, не обращая внимания ни на дам, кои, завидев Лихослава, застыли, верно, в ужасе, а одна таки вовсе чувств лишилась, ни на кавалеров, потянувшихся к оружию… …дерьмово получается… газетенка? «Охальник», надо полагать… и если так, то небось каждый человек в королевстве теперь знает, что Лихослав Вевельский — волкодлак… И что думают? А то и думают, что сам бы Лихо думать стал. Отпустили его по праву княжеской крови, тогда как по справедливости должны были пулей серебряной одарить да колом из благородной осины. И чеснока в пасть, с чесноком оно завсегда верней. Сколько таких желающих найдется? А ведь прав Аврелий Яковлевич, хотя это-то он вслух не сказал… прав, появятся людишки, которые решат справедливость восстановить… и ладно, если только за Лихославом охота будет… — Перестань. — Аврелий Яковлевич остановился перед дверью нумера для новобрачных, о чем извещала латунная табличка. — О дурном успеешь подумать. Ныне же давай о хорошем… — И что хорошего? — Ты живой. — Дверь Аврелий Яковлевич открыл пинком. — И это хорошо, крестничек. А остальное как-нибудь да сладится. Пожалуй, в этом ведьмак был прав. Он живой. И Евдокия жива… и, наверное, переживает… записку бы послать, а после… — Есть хочешь? — поинтересовался Аврелий Яковлевич, отправляя трость на подставку. Пальто его, иное, но не менее богатое, нежели прежнее, исчезло в гардеробном шкапу, где, как успел заметить Лихо, были и плащи, и пальто, и даже бобровая тяжелая шуба. — Нет. — Врешь. — Спешу. — К девице своей? От и правильно, поспеши… оно чем жалостливей выглядишь, тем лучше… — Она волнуется. — А то, было бы странно, когда б не волновалась. — Аврелий Яковлевич снял рожок телефона и велел: — Обед принесите. На двоих. Что? Да что есть, та и несите… а девицу твою Себастьян успокоит. — Скажите еще, что утешит, — мрачно сказал Лихослав, понимая, что обедать придется. Честно говоря, он был голоден. Не то чтобы в заключении не кормили, кормили, и весьма неплохо, следовало полагать, Севастьяновыми стараниями, ибо сомнительно, чтобы обыкновенным заключенным доставляли свиную шейку под соусом из белых грибов, фазаньи ножки, перепелов, начиненных можжевеловыми темными ягодами, и прочие изыски, не говоря уже о вине. Но та еда в горло не шла… — А понадобится, то и утешит, — хмыкнул Аврелий Яковлевич, проводя ладонью по бороде. — И не сверкай глазищами, не сверкай. Говорить будем… для начала. — А обед? — Обед разговору не помеха… иди вон, пока несут, вымойся, а то тюремным духом от тебя несет. Я ж к нему издавна нервически отношуся. Лихослав крепко сомневался, что понятие «нервически» вовсе было известно ведьмаку, однако спорить не стал. И не удивился, обнаружив в ванной комнате смену одежды. — Садись. — Аврелий Яковлевич сам отодвинул стул, и этакая любезность поневоле насторожила. — И ешь. Готовят здесь прилично… С этим Лихослав согласился: фрикасе из кролика с раковыми шейками было отменным, да и семга, на гриле жаренная, политая топленым маслом и цитроном, удалась… — Вот что, крестничек, — Аврелий Яковлевич уселся напротив, сам не ел, но лишь смотрел, рукою щеку подперши, с умилением, почти с восторгом, от которого Лихославу становилось неловко, — отпустить тебя отпустили, но… — Присматривать будут? — Не без этого… я и буду, раз тебя на поруки взявши. — Спасибо. — Пожалуйста. — Мизинец Аврелия Яковлевича с розовым, но ребристым ногтем скользнул по краю тарелки. — Когда б не это дерьмецо трепливое, оно легче было бы… вот за то людишек и не люблю, что по-за мизерной выгоды ближнего утопят… Кто ему услужил, Лихослав уточнять не стал, и без того ясно было. — В ином каком разе король попросту сделал бы вид, что знать о тебе не знает и ведать не ведает… — А теперь знает? — И знает, и ведает, и потому должон действовать сообразно закону. Или придумать, как оный закон обойти. Волкодлака на свободе оставить… сам понимаешь. Ты ешь, крестничек, это я так, чтобы ситуацию в целом обрисовать… — Монастырь? — Ну… многим эта твоя идея пришлась бы по нраву… — Не вам. — Не мне, крестничек. Уж извини, я жизнь люблю и не понимаю, как от нее прятаться можно. Богам служить? Таки кто мешает в миру-то… и ты у нас не монашеского складу будешь, потому не слушай. Лихослав кивнул. |