
Онлайн книга «Агентство "Золотая пуля"-3. Дело о вдове нефтяного магната»
Какое-то время мы посидели молча. Поразительно, но бред, который несла Муза, меня просто завораживал. До этого я никогда не замечала за собой особой любви к мистике, но сегодня с каким-то непонятным вожделением я хотела знать все новые и новые детали этой невероятной истории: вот я методом телепортации одновременно оказываюсь в разных концах света, вот я на глазах изумленной публики улетаю в окно на метле… — А мой спутник?… Во второй раз рядом со мной был мой спутник? — Нет, ты была одна. — Правильно, потому что он ушел со мной. В первый раз ушел. И не вернулся. Потому что сел в вагон московского поезда. А поскольку телепортировать умею только я, то он сидел со мной в вагоне, а я в это время — туда-сюда, туда-сюда… — Света… — осторожно спросила Муза, — а ты уверена, что… ездила в Москву? — Все! С меня хватит! Отдавай мне мое платье, и я ухожу. Муза, как ужаленная, подскочила с кресла. — Знаешь что, Света, если у меня украли дорогой палантин (а я, заметь, до этого часа тебя не подозревала), то это не означает, что в отместку лишь за возможную вероятность подозрения можно валить с больной головы на здоровую и начать подозревать в воровстве меня… Муза так лихо завернула, что я не поняла ни слова из того, что она сказала. — Что ты несешь? — У меня нет твоего красного платьица. И ты это прекрасно знаешь. Потому что ты, видно, передумала оставлять его у меня и ушла с выставки именно в нем. Как-то всего этого было уже много. Я встала, медленно убрала в сумочку сигареты и взглянула на приятельницу уже только в дверях. — Запомни, дорогая. Я уходила с твоей идиотской выставки в костюме! Английский такой — пиджачок и юбочка. У пиджака — одна пуговичка, у юбочки — маленькая шличка. Все — темно-оливкового цвета. Знаешь, ягодки такие бывают — оливки. С косточками или с анчоусами. Иногда — с лимоном… — …Прекрати этот фарс! — взвизгнула Веселовская. — В красном платье! — …Для тех, кто не понял: в костюме! Темно-олив-ко-вом! И я шарахнула дверью. * * * Напротив Музиного офиса был сквер. Лишь только я выскочила из подъезда, как с одной из лавок поднялся мужчина и пошел мне наперерез. Парубок! Только его мне сейчас и не хватало. Я резко дернулась в сторону, сделав вид, что не узнала его, но Игорь Сергеевич решительно преградил мне дорогу. Тогда я взяла сумочку под мышку и с вызовом протянула ему обе руки: — Не стесняйтесь! Захлопывайте свои наручники. Он улыбнулся, взял меня под руку и повел к своей насиженной скамейке. — Зачем же сразу так? В наручниках ходят преступники. А вы — всего лишь свидетель. Правда, один из самых важных свидетелей. — Свидетель? — обалдела я. — Не подозреваемая? — А кто вам сказал, что вас подозревают? Муза Гурьевна? — мягко улыбнулся Парубок. Я устало откинулась на спинку лавки. Кто бы знал, как я устала за сегодняшний день. — «Подозревают» — это мягко сказано. Все просто уверены, что этот чертов палантин свистнула я. — И вы очень расстроились. С Веселовской вот, видно, поссорились… — А вы бы не расстроились? — Я бы просто отбросил эмоции и стал рассуждать здраво. К тому же, Светлана, вы, оказывается, совсем не знаете Уголовно-процессуальный кодекс. Надо будет при случае сделать Обнорскому замечание. — Я — журналист, а не милиционер. — Во-первых, вы — красивая женщина, а потом уж — журналистка… Батюшки, с каких это пор геи стали делать комплименты женщинам? — …Хотя — журналистка «Золотой пули», — продолжил Игорь Сергеевич. — И должны бы знать, что подозреваемым считается человек, которого взяли на месте преступления с поличным. Либо если на него указали другие люди: видели, мол, как он воровал. А вас видели только примеряющей этот палантин. — …И угрожающей хозяйке выставки украсть его, если не продаст… — Да, это вы, Светлана, конечно, погорячились, — искренне рассмеялся Парубок, и я впервые обратила внимание на то, какая у него хорошая, открытая улыбка. — Но и это, к счастью, ни о чем не говорит. В смысле — ни о чем плохом. Ведь покинув выставку, вы тут же «Красной стрелой» уехали в Москву: вагон № 3, место № 11. И не исключено, что кто-то из гостей после полуночи еще видел этот палантин на выставке. Главное — найти этого человека. Я бы на вашем месте с этого и начал… Я поняла, что Парубок не терял время зря — иначе откуда бы ему знать даже номер моего спального места в вагоне. Я облегченно вздохнула: хоть кто-то мне верит. — Но их там было больше сотни! Все ходили, выходили, жевали, пили. Каждый до утра успел пообщаться друг с другом по многу раз. Попробуй потом вспомнить, когда ты кого видел — до полуночи или после. С одной стороны у всех — коллективное алиби, с другой — все на подозрении. — Вы разумно рассуждаете, Светлана. И все-таки это шанс. Поговорите с теми, с кем вы успели на выставке пообщаться, кто дольше всех вас видел. Мы со своей стороны тоже работаем, но ваша помощь была бы бесценной. Я с благодарностью посмотрела на Игоря Сергеевича. В этот момент позвонил мой мобильник. Васька слегка извиняющимся голосом (ведь мы очень плохо расстались в пятницу) спросила: — Ты поссорилась с Беркутовым? — С чего ты взяла? — Тогда почему так быстро вернулась из Москвы? — Вернулась, как и планировала, сегодня утром. На том конце провода повисла нехорошая тишина. Васька кашлянула, словно у нее перехватило горло. — Света… — она говорила медленно, словно подбирала слова, — я боюсь за тебя. По-моему, тебе надо лечиться. Поверь мне, как психологу. Патологическое вранье без выгоды для себя — это болезнь. — С чего ты взяла, что я вру? — я начинала тихо ненавидеть свою подругу. — С того, что ты вообще не ездила в Москву! — Что-о? — То! Ты физически не смогла бы так быстро обернуться. А в субботу в обед я видела тебя в бутике на Невском. Ты мне даже рукой сквозь витрину махнула. Мне очень жаль, Света, но ты — бессовестная лгунья!.. * * * Игорь Сергеевич внимательно слушал меня. (Последний звонок Васьки был настолько нелепым, что, даже дав отбой, я еще какое-то время молча сидела на скамье, не умея собраться с мыслями.) Он сам подтолкнул меня к этому разговору: «Новые проблемы?» Я начала со странного звонка Обнорского, перешла на «тронутую» Нину Дмитриевну, заразившуюся от нее дочь, не забыла даже про чокнутого бармена с его кофейной чашкой… — Я так и понял, что не все здесь так просто… — задумчиво сказал Парубок. — Поверьте Света, так не бывает: чтобы в одночасье все ваше окружение вдруг… сошло с ума. Я — материалист и в мистику с чертовщиной не верю. Скорее, кому-то очень хочется выбить вас из седла: доказать, что сумасшедшая — вы. |