Онлайн книга «Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви»
— Замолчи! — Так стреляй же, черт возьми!.. Репнин поднял пистолет и выстрелил в воздух. Пуля ушла вверх, и с деревьев мягкими хлопьями западал растревоженный снег. — Слава Богу! — воскликнул доктор Штерн. — Ах, как благородно! — язвительно бросил Корф. — Только это плагиат, Миша. И потому не считается. Будем думать, что ты промазал. Молись, Мишель! — В следующий раз… — начал было Репнин. — Следующего раза не будет, — усмехнулся Корф, покачивая пистолетом, как веером. — Стреляй! — зарычал взбешенный его издевательствами Репнин. — А я первым делом направлюсь к ней в спальню и поведаю о твоем великодушном поступке. Думаю, мне потребуется не одна ночь, чтобы утешить твою прекрасную даму… — Стреляй! — Репнин вдруг сорвался с места и бросился на Корфа, сбив его с ног — пистолет вылетел из руки Владимира и упал в снег. — Идиоты, — схватился за голову Штерн. — Итак, за мной выстрел, сударь, — зло сказал Корф, поднимаясь с земли, и легкомысленным жестом отряхивая с сюртука снег. — Стреляй, хватит ломать комедию, — закричал Репнин, возвращаясь на свое место. — Надеешься, что твоя красивая смерть тронет ее до глубины души? И, рыдая на твоей могилке, она вычеркнет меня из своей жизни? — Кретин! — Господа, — взмолился Штерн, — или стреляйтесь, или… Ноги мерзнут. — А ты — трус! — Самодур! И ханжа к тому же. — Так, — засобирался Штерн, — вы здесь разбирайтесь сами, а я поехал. А то вы прямо, как дети малые! — Что же, придется тебя все-таки пристрелить! — Наконец-то! — поддел Корфа Репнин. — Жаль только, что она будет обречена всю жизнь видеть перед собой твою лицемерную физиономию! — Все, все, все! — замахал руками доктор. — Довольно! Бросайте это дело — поехали в тепло, господа! Домой, домой, все — домой. — Домой поедет кто-нибудь один. Второго повезут вперед ногами, — Корф, наконец, поднял пистолет. — Видно это судьба, Миша. — Пошел к черту, — разозлился Репнин. — Остановитесь! — раздался издалека надломленный женский голос. — Стойте! Не стреляйте! Владимир, Михаил… Да подождите же!.. Дуэлянты и доктор разом обернулись на голос — к ним на коне мчалась во весь опор Анна. «Так вот в чем дело!» — догадался Штерн. — Стойте! — Анна с трудом натянула поводья, едва не доехав до Корфа, — лошадь вздыбилась и стала. Анна тут же сползла с седла и, хромая, подошла к Корфу. — Владимир, бросьте пистолет! Умоляю вас! — Владимир, вернись к барьеру! — закричал обезумевший от ревности Репнин. — Почему же? Или ты только один хотел бы остаться благородным в памяти потомков и прекрасных дам? Доктор, — Корф обернулся к Штерну, — ваша помощь нам больше уже не понадобится. Спасибо, что согласились немного потерпеть нас. — У вас, господа, конечно, характеры вздорные, — кивнул Штерн, — но вы — живы, и это главное. Слава Богу, что вы одумались. И позвольте откланяться. — Куда вы, доктор? — рассмеялся Корф. — Там же снег, как вы выберетесь из леса без нашей помощи? И потом — вдруг медведь? — После вашей дуэли мне уже ничего не страшно, — отмахнулся доктор, выбираясь на дорогу. — Почему ты не выстрелил? — взвился Репнин, подбегая к Корфу и Анне. — А тебе требуются объяснения? Ваше появление, мадемуазель, — Корф с нескрываемой иронией сделал в сторону Анны реверанс, — ваше чудесное явление расставило все точки над «i»! Судя по всему, вы сделали свой выбор! И убивать вашего избранника было бы с моей стороны весьма неделикатно! А вот вы сразили меня наповал, Анна! Так что — в этой дуэли князь Репнин победил. Барон Корф сражен. Осталось только выполнить его последнюю волю! Вот, возьмите и будьте счастливы! — Что это? — растерялась Анна, принимая от Корфа свернутый в трубочку лист бумаги. — О, Господи! Вы даете мне вольную?! — Берите, не смущайтесь. И будьте счастливы! — Володя! — воскликнул потрясенный Репнин. — Ах, оставь ты эти мелодрамы! — отмахнулся Корф и, отвязав своего коня от дерева, вскочил в седло. — Прощайте, Анна! А ты, Миша, помни — я надеялся, что буду сегодня убит. Но ты лишил меня этой радости — я тебе этого вовек не забуду и никогда не прощу! Корф пришпорил коня и умчался прочь от леса. Он скакал против ветра, и ветер тут же студил вытекавшие из его глаз слезы. Корф стыдился этих слез, но они покрывали кожу тонкой ледяной коркой и стягивали ее, превращая лицо в восковую маску. — Это только кажется, что тебе тяжело, — услышал Владимир знакомый голос. Он оглянулся и увидел, что отец скачет рядом — на своем любимом Баязете, не боясь ни снега, ни холодного ветра. — Разве я опять сделал что-то плохое? — крикнул отцу Корф, пытаясь заглушить стук копыт. — Вы ведь являетесь только за одним, чтобы укорять и поучать меня! — Тебе больше не нужны мои поучения. — Так зачем вы догнали меня? Хотите позвать с собой? — Я хотел сказать тебе, что горжусь тобой, Владимире. — Но отчего же мне так плохо, отец? — спросил Корф, оглядываясь по правую руку, и понял, что уже давно скачет один — мимо огромных заснеженных полей и деревьев. И конь уносит его прочь — от леса, от Анны, от любви… — Анна, давайте зайдем в сторожку, — заботливо сказал Репнин, подхватывая ее под руку — ему казалось, что девушка не вынесет потрясений и здесь же упадет без сил. — Что у вас с ногой? Как это случилось? Когда? — Миша, я свободна! — Анна повернулась к нему, и ее глаза засияли невыразимым счастьем. — Миша, вам никогда этого не понять! Вы всегда были свободны! — Возможно, — кивнул он, с осторожностью помогая ей переступить через порог избушки. — Но я хочу разделить с вами первые часы вашей свободы. — Думаю, что готова отдать вам и все остальные, — зардевшись, тихо сказала Анна. — Это слишком щедрый подарок, но… я подумаю над вашим предложением, — улыбнулся Репнин. Он усадил Анну на лавку у стены и принялся осматривать печь. Кажется, она была в порядке, просто в избушке, по-видимому, уже давно никого не было. Репнин заглянул за печь и увидел несколько ссохшихся полешек, подобрал их и, расколотив кочергой спрессовавшуюся до угля золу, бросил поленья в печное окно. Потом он достал огниво и расщелкал искру над щепой. Щепа вспыхнула, затлела и вдруг заискрила веселым огнем. Репнин, выждав, пока огонь наберет силу, протолкнул щепу между поленьев, и вскоре очаг разгорелся, постепенно наполняя избенку еще слабым, но ароматным теплом. — Да здравствует воля! — воскликнула Анна, потирая застывшие руки. — Сегодня самый замечательный праздник в моей жизни! — кивнул Репнин. |