Книга Дар мертвеца, страница 28 – Чарлз Тодд

— Значит, закончили с делом? — спросил он.

— Пока да, — ответил Ратлидж.

Он поблагодарил констебля и вышел на улицу. День был погожий, на улицах городка царило оживление. Местные жители спешили по своим делам. Тележки, повозки и фургоны соперничали с автомобилями за место на дороге. Какой-то торговец поднял крик, когда проходившая мимо лошадь выхватила яблоко из его корзины, стоящей на тележке. Ратлидж почувствовал себя одиноким.

Хэмиш бранился не переставая: он умолял, уговаривал, просил за Фиону. Он боялся за нее, но был бессилен что-либо изменить.

На лице Ратлиджа заиграл солнечный зайчик. Он глубоко вздохнул, пытаясь снять напряжение и заставить Хэмиша наконец замолчать. Он все время думал о женщине, которую оставил в темной, мрачной тюремной камере. Прогулка ему помогла — с каждым шагом он все больше примирялся с голосом Хэмиша, удерживая его на расстоянии вытянутой руки… где-то сзади.

Поиски Элинор Грей вылились в сложное противостояние с прошлым и с молодой женщиной, которой грозит виселица — в зависимости от того, что удастся выяснить ему, Ратлиджу.

На его плечах лежала тяжкая ответственность. Кроме того, в этом деле его профессиональные интересы сталкивались с личными.

Ратлидж повернул к отелю: сам того не сознавая, он искал убежище, мир и покой, место, где можно подумать. Все, что он выяснил до сих пор, изменило его точку зрения на происходящее. Плохо, что он не может отстраниться, думать обо всем холодно и спокойно. Неожиданно его внимание привлекли слова, произнесенные Хэмишем. Ратлидж прислушался.

«Сначала ее обвинили в безнравственности, — сказал Хэмиш. — Ты сам так говорил констеблю. И лучше всего расспросить человека, который ничего не предпринял по этому поводу!»

Расспросить мистера Эллиота. Священника.

Пройдя мимо отеля, Ратлидж повернул к церкви, ее темный силуэт высился в глубине квартала. Лишенная украшений, она, казалось, стремится в небо… Церковь построили люди, находившие в своей вере крепкую и неизменную силу, но очень мало красоты. Не увидев кладбища, Ратлидж решил, что оно, наверное, находится позади храма. Он заметил кусок газона, окруженного низкой стеной, сложенной из того же камня, что и церковь. Участок выдавался на соседнюю улицу. Повернув за угол, он убедился, что его предположения были правильными. Надгробные плиты на кладбище стояли ровными рядами.

Он остановился, чтобы прочесть объявления у дверей, и сразу же заметил домик Викторианской эпохи за церковью. На ее двери была прибита деревянная табличка с надписью готическим шрифтом: «Пастор».

Ратлидж постучал. Ему открыла молодая женщина.

— Да, сэр? — неприветливо спросила она.

— Я бы хотел поговорить с мистером Эллиотом. Он дома?

— Только что вернулся из церкви, — ответила молодая женщина. — Входите, а я спрошу, принимает ли он. Как вас представить?

— Ратлидж.

— Спасибо, сэр. — Ратлиджу показалось, что про себя женщина добавила: «Должно быть, вы и есть тот самый полицейский из Лондона». Она скрылась в темном коридоре. Деревянные панели и в коридоре, и в прихожей, где он стоял, были лишены резьбы и украшений, зато отполировали их на совесть. Они слегка осветляли общий мрак. С единственного в прихожей портрета смотрел сурового вида мужчина с седеющей патриархальной бородой, в одежде священнослужителя двухсотлетней давности, а то и старше. Глаза у него были черные и очень суровые, но губы мягкие, почти добрые. Такое лицо обещало не только осуждение, но и сострадание.

Вдали, в коридоре, тихо постучали, скрипнула открываемая дверь. Вскоре молодая женщина вернулась:

— Сюда, сэр. Пожалуйста. — Она провела его в тыльную сторону дома, и он очутился в большой комнате, настолько заставленной мебелью и книжными стеллажами, что, казалось, все вот-вот рухнет.

За заваленным книгами письменным столом сидел человек среднего роста и сложения. На его лице выделялись крупный нос и фанатично горящие глаза. Судя по всему, их обладатель считал, что знает ответы на любые вопросы, которые могут прийти в голову его пастве. Лицо у него было непроницаемое, зато в глазах светилось убеждение в собственной непогрешимости. Хэмиш, кальвинист до мозга костей, буркнул: «Такой сжигал бы еретиков заживо, если бы мог…» Он не хвалил пастора, а предупреждал: с таким стоит вести себя осторожно.

Эллиот протянул Ратлиджу руку, но с места не встал. Ратлидж пожал сухие негнущиеся пальцы.

— Чем я могу вам помочь, инспектор?

— Меня прислали в Шотландию в связи с делом вашей прихожанки, ранее называвшей себя миссис Маклауд, — непринужденно начал Ратлидж. — Возможно, настоящая мать ребенка — англичанка.

— Ясно. — Эллиот нахмурился. — Вполне возможно. Да.

— Насколько я понимаю, мисс Макдоналд посещала службы в вашей церкви. Вы навещали ее после того, как ее арестовали? Ведь вы ее пастор…

— Только однажды. — Священник окинул комнату взглядом. — Правда, с тех пор она не просила меня ни о совете, ни о наставлении.

— Но ведь и она тоже достойна спасения? — негромко спросил Ратлидж.

Священник устремил на него пламенный взор своих светло-голубых глаз.

— Спасение не дается даром. Его надо заслужить. Она отказывается признаться в своих грехах.

Вот так — во множественном числе.

— В грехах?

— У нее их много. Надменность. Гордыня. Распутство…

Примечательно, что убийство названо не было. Хэмиш сразу же ворчливо указал на это Ратлиджу. С первых же секунд он воспылал к священнику неприязнью. Ратлидж попытался сохранять объективность, но неожиданно для себя вдруг подумал: этот человек воспользовался анонимными письмами, чтобы наказать ту, на кого они были направлены, а не отправителя. Странный выбор для священнослужителя…

— Если ребенок не ее, как ее можно обвинять в распутстве?

— У меня на глазах прихожанин, упав на колени, просил Всевышнего простить его за желание, которое она в нем возбудила. Он страдал из-за того, что его душа подвергалась опасности. Он человек порядочный и не может вынести чувства вины.

— Но в искушение введен ваш прихожанин, ему и искупать грех, а не ей!

Эллиот холодно улыбнулся:

— Женщины всегда были искусительницами. Адам съел яблоко по приказу Евы. Он лишился милости Господа, и наш Спаситель пришел, чтобы искупить тот смертный грех. Искупить на кресте своей плотью. Фиона Макдоналд — сосуд греха. Не дух руководит ею. Таких женщин, как она, можно только пожалеть.

— Судя по тому, что я слышал, никто не обвинял мисс Макдоналд в том, что она — плохая мать. Она любит ребенка, которого называет своим сыном. — Неожиданно для себя Ратлидж понял, что ему трудно называть мальчика по имени.

— Тем больше причин держать ребенка от нее подальше. В богобоязненной семье у него скоро сотрутся все воспоминания о ней, там его воспитают добрым христианином. В конце концов, она не имеет на него никаких прав.