Онлайн книга «Загадочная незнакомка»
|
– А-минь! – протяжно пропело трио, завершая гимн. В столь ранний час вагон для курящих, в котором они сидели, был пуст, если не считать двух джентльменов, по виду коммивояжеров. Когда прозвучало «аминь», мужчины зааплодировали. Габриэль шутливо поклонился, не вставая с места. Джунипер смущенно улыбнулась. Софи, однако, даже не потрудилась повернуть голову. Габриэль решил, что она стесняется. Щеки Софи расцвели румянцем совсем как у тетушки Джунипер. Тибальт радостно махал хвостиком. Габриэль не мог вспомнить, когда в последний раз ему было так легко на душе. Наверное, в этих церковных гимнах заложено нечто поднимающее настроение. А может, его вдохновили красивая мелодия и чудесное слияние их голосов. Джунипер захлопала в ладоши: – Отлично! Давайте споем еще один гимн! – Послушай, тетя Джунипер, – пробормотала Софи, – в вагоне есть и другие люди. Что, если им не нравится наше пение? – Не волнуйтесь, леди, – сказал один коммивояжер, помахивая сигарой, – я уже давно не слышал такого прекрасного пения. Габриэль тронул ее колено. – Давай споем, Софи! Не будь такой упрямой. Даже Тибальту понравился наш гимн. Он почесал мопса за ушами. В знак благодарности пес лизнул ему руку. – Вот видишь? Ты же не хочешь расстроить Тибальта? Она закатила глаза. – Ну ладно, споем, раз тебе так хочется. Он подмигнул, с удовольствием отметив, как Софи опять залилась краской. Ему нравилось ее дразнить. – Итак, что мы споем? – радостно спросила Джунипер. Спицы опять замелькали у нее в руках. – Дайте подумать. Мой отец любил радостные гимны. – Я тоже их люблю, мистер Кэйн! – воскликнула Джунипер. Софи равнодушно смотрела в окно на проплывающий мимо унылый пейзаж. Габриэль решил оставить ее в покое. Хватит и того, что она им подпевала. – Я знаю один хороший гимн! – вдруг сказал он, вспомнив любимый гимн своего отца. Он откашлялся и запел. Может быть, ему удастся соблазнить Софи своим сладкоголосым пением, как делали древние трубадуры? Затянув новый гимн, он покосился на своих попутчиц, чтобы узнать, как им понравился его выбор. К удивлению Габриэля, Джунипер уронила вязание на колени и тревожно взглянула на Софи. Увидев реакцию Софи, он тотчас оборвал свое пение. Она сидела, зажав рот обеими руками, чудесный румянец погас, а из прекрасных, словно зеленый нефрит в обрамлении белого мрамора, вмиг потускневших глаз готовы были хлынуть слезы. Он вскочил с места: – Софи! Ради Бога, прости. Я не хотел… – Ничего! – крикнула она и кинулась к выходу из вагона, как будто за ней гнались демоны ада. Тибальт выпрыгнул из корзины и с лаем устремился за своей хозяйкой. Но она пронеслась мимо него и мужчин, которые слушали их пение, и скрылась за дверью. Габриэль ошеломленно уставился на тетушку Джунипер и беспомощно развел руками: – Что я такого сделал? – О Боже! – Джунипер прижала ладони к щекам. – Боже! Этот гимн играли на его похоронах. С тех пор Софи не может его слышать. – На чьих похоронах? – На похоронах Джошуа. – Какого Джошуа? Но Джунипер лишь посмотрела на него своими огромными печальными глазами. Ее лицо было белым как полотно. – Простите, мистер Кэйн, – сказала она, покачав головой. – Софи не разрешает мне ничего рассказывать. Черт бы побрал Софи с ее секретами! Уложив Тибальта обратно в корзину, Габриэль поспешил за Софи. Он настиг ее секундой раньше, чем она закрылась в своем купе, и уперся в дверь ладонями. Она не смогла его оттолкнуть. – Прекрати, Софи. Мне надо с тобой поговорить. – Убирайся! – Нет. – Будь ты проклят! Она отпустила дверь, и Габриэль, едва удержавшись на ногах, ворвался в купе. Софи бросилась на мягкое сиденье, служившее ночью кроватью, и ударила кулаком по его спинке. Сердце Габриэля наполнилось жалостью. Ему захотелось утешить Софи в ее горе. В том, что это настоящее горе, а не мимолетный всплеск эмоций, он не сомневался. Он сел рядом и положил руку на ее дрожащие плечи. – Софи, Софи, что мне с тобой делать? – Ничего! – гневно выдохнула она. – Оставь меня в покое! – Ни за что. – Габриэль погладил ее напряженные плечи и спину. – Прости меня, Софи. Я не знал, что этот гимн навеет на тебя печальные воспоминания. – Конечно. Откуда ты мог знать? – чуть слышно пробормотала она. – Послушай, Софи, – ласково сказал он, – может быть, тебе стоит рассказать… – Нет! Он вздохнул: – Иногда это помогает. – Нет. Габриэль замолчал. Впервые за много лет он попытался вспомнить, что делал отец, столкнувшись с людским горем. Отец никогда не сдавался, как бы трудно ему ни было. Он умел вызывать людей на откровенность, и это отцовское качество нравилось Габриэлю. У его отца было призвание. Габриэль не чувствовал в себе такого же призвания, но прекрасно знал, что посоветовал бы ему отец в данном случае. Преподобный Джордж Кэйн считал, что исповедь очищает. Если человек не избавляется от своих тайн, они начинают подтачивать его изнутри. Габриэль верил, что за душой у Софи нет никаких преступлений, но понимал, что она тоже нуждается в исповеди. Интересно, имеет ли это какое-то отношение к Иво Хардвику? Он прищурился. И кто такой Джошуа? Он ласково обнял Софи, приложив ее голову к своему плечу, и начал нежно баюкать, шепча на ухо слова утешения: – Не плачь, Софи. У всех нас свое горе. Время обычно лечит душевные раны, по крайней мере поверхностно. Глубокие раны болят дольше, но и они в конце концов затягиваются. – Откуда ты знаешь? – спросила Софи. К ней вернулась часть утраченного боевого запала. – Поверь мне, на мою долю выпало немало огорчений. Софи продолжала рыдать. – Кто такой Джошуа, Софи? – спросил Габриэль. Она резко отпрянула, как от смертельного удара. По лицу ее катились слезы. Ее глаза напоминали два изумруда, притопленных водой. – Как… как ты узнал про Джошуа? Если тебе наболтала Джунипер… Он попытался опять притянуть ее к груди, но она отстранилась. – Успокойся, Софи. Джунипер сказала только, что этот гимн играли на похоронах Джошуа. Она не сказала, кто такой Джошуа. |