Книга Столетнее проклятие, страница 36 – Шэна Эйби

Бальтазар ответил ровно, без тени гнева:

— Я, милостивый господин, много путешествовал. Я обучался у лекарей в Александрии, в Сиене, а также в Иерусалиме.

— Языческим чарам, конечно, — пробормотал старший церковник.

— Я, ваша милость, примкнул к Церкви еще в Святой Земле. И с крестом на плечах совершил паломничество в Вифлеем.

— Но ты отмечен языческими знаками! — возразил посланник Генриха. — И на лице у тебя дьяволова отметина!

— Таков, милостивый господин, обычай моего народа — покрывать лицо различными знаками. Это случилось до моего обращения к Христу. Я из братии монастыря Святого Симеона.

— Коптский монастырь? — Церковники обменялись взглядами, затем посмотрели на мага.

— Так ты монах? — спросил старший.

— Я ношу на себе знак Христа. — Бальтазар неспешно распахнул скрепленные у горла одежды.

На груди его было вытатуировано распятие.

— Тоже отметина, однако господа нашего! — почти с восторгом заметил младший церковник.

— Коптские христиане склонны к мистицизму, — с сомнением проговорил старший.

— Однако же они поклоняются Христу, — возразил младший. — Монах не стал бы нам лгать, какого бы он ни был ордена.

— И все же мы в затруднительном положении, — с досадой заметил старший церковник. — Мы не можем оставить леди здесь, но, оказывается, не можем и взять ее с собой. И задержаться здесь нам невозможно. Экая незадача!

— Если мне позволено будет сказать, ваша милость… — Бальтазар запахнул одежды, вновь спрятав распятие. — С вашего соизволения, я готов позаботиться о леди. Я буду ее опекать от вашего имени.

От такого предложения высокие гости явно опешили, хотя Авалон заметила, что идея им по душе. Все четверо подвинулись поближе друг к другу и зашептались.

Авалон украдкой глянула на Бальтазара. Маг ответил ей едва заметной улыбкой — и вновь обратил на гостей исполненный почтения взгляд.

— Не вижу препятствий, — вставая, объявил посланник Малькольма. — По мне, так это наилучший выход. Этот человек — служитель бога, служитель Церкви. Он не нарушит своего слова. Его спутники тоже встали.

— Он станет потворствовать Кинкардину, — с сомнением проговорил посланник Генриха.

— Ни в коем случае, — возразил младший церковник. — В этом деле он так же беспристрастен, как и сама Церковь. Не так ли… как там тебя?..

— Бальтазар, ваша милость, — ответил маг.

— Превосходное христианское имя. Лучшего решения мы не могли принять.

Старший церковник подошел к Авалон.

— Миледи, я весьма обеспокоен твоим нездоровьем, однако же ты говоришь, что с тобою до сих пор обходились достойно. Видишь ли, мы не можем долее задерживаться здесь. Нам велено не оставаться на ночь в Савере, а вернуться немедленно.

— Понимаю, — сказала Авалон.

— Я буду молить всевышнего, дабы ты следовала наставлениям этого человека, который, как и мы, присягнул защищать тебя. Мы вернемся, как только нам будет что тебе сообщить.

— Надеюсь, что это дело разрешится скоро, — пробормотала Авалон.

— И я также, дитя мое. Быть может, ты хочешь передать что-нибудь своим кузенам?

— Только то, милорд, что я молюсь за их здравие, — ровным тоном ответила Авалон.

— Превосходно.

Авалон присела перед ним в реверансе и добавила:

— Не будете ли вы, милорд, так добры передать леди Мэрибел из Гаттинга, что я благополучна и ей также желаю благополучия?

— Непременно, леди Авалон.

Она снова присела в реверансе, уже перед всеми четырьмя гостями, и направилась к двери. Бальтазар, шурша одеждами, пошел за ней. Авалон уже потянулась к дверной ручке, но тут оглянулась, словно лишь сейчас вспомнила нечто важное.

— Прошу прощенья, добрые господа. У меня есть еще одна просьба.

Все четверо выжидательно смотрели на нее.

— Сообщите моему кузену Брайсу, что я прошу как можно скорее прислать сюда, в Савер, мои вещи. У меня здесь только одно платье, и это весьма затрудняет мне жизнь. Там, в Трэли, остались мои сундуки. Моя тамошняя служанка знает, какие вещи я имею в виду. Если бы кузен отправил их сюда, я была бы так благодарна…

Мужчины согласно кивнули, но Авалон боялась все же, что этого недостаточно. Мысленно прикоснувшись к сознанию Малькольмова посланника, она прибавила вслух:

— Скажите моему кузену, милорды, что мне надоело все время носить тартан. Уверена, что он меня поймет.

И поспешила уйти прежде, чем посланник шотландского короля не почувствовал себя оскорбленным.

Бальтазар вышел следом и плотно прикрыл за ними дверь.

Авалон вернулась в свою комнату, потому что ей больше некуда было уйти. Кроме того, нужно было обдумать происшедшее. Бальтазар следовал за ней как тень — безмолвный свидетель того, как она, повинуясь непонятному порыву, перечеркнула все свои прежние планы.

Тесная комнатушка нисколько не изменилась. Все так же стояла на столике миска с похлебкой, и в узком окне все так же клубились набрякшие дождем тучи.

Маг распахнул перед ней дверь, пропустил в комнату и остановился, словно ожидая чего-то.

Авалон оглянулась на него.

— У тебя найдется другая повязка? — спросила она.

Бальтазар неизвестно откуда извлек ярко-розовый шарф, расшитый серебряной нитью.

Авалон улыбнулась, глядя, как он пристраивает в повязку ее больную руку.

— Поистине мастерское притворство, — заметил маг.

— Я не притворялась, — ответила Авалон. — Что случилось с твоим господином?

— О чем ты, леди?

Авалон проверила, удобно ли руке в новой повязке, испытующе оглядела мавра — и наконец решилась проверить свою догадку.

— Маркус Кинкардин, — сказала она тихо, — одержим демоном.

Маг изогнул бровь, затем отошел к двери и захлопнул ее, чтобы часовые не услышали их разговора.

— Ты должен об этом знать. Ты святой человек и много путешествовал вместе с ним.

— Леди, ты имеешь в виду нечистого? — В небрежном тоне Бальтазара таился явный намек.

Авалон вспомнила свою химеру — бесплотное создание, своего врага и союзника. Однако она твердо знала, что химера, как и змея, овладевшая Маркусом, не имеет никакого отношения к Повелителю Зла.

— Нет, это не дьявол, — сказала она. — Просто нечто. Я видела это сама, когда стояла рядом с ним перед этими людьми.

— И что же ты видела? — спросил маг.

— Змею, — ответила Авалон. — Змею, которая овладела им.

Бальтазар сложил руки на груди.