
Онлайн книга «Столетнее проклятие»
— На кой дьявол ей понадобилась одежда? Бальтазар отвел взгляд. В комнату заглянул стражник, коротко поклонился лэрду. — Невеста вышла из своей комнаты, — озабоченно сообщил он. — Знаю, — терпеливо вздохнул Маркус. — Она сейчас в кладовой, — прибавил стражник. — Пусть ее. Стражник поклонился и ушел. Груда бумаг расползлась по всему столу. Здесь были счета и деловые записи, сделанные рукой отца. Разобрать почерк было почти невозможно. Овца с ягненком выданы в возмещение за потерю дома. Три овцы выданы странствующему священнику в уплату за службу. Спор о восьми локтях шерстяной ткани. Жалоба крестьянина на соседа, который засеял овсом пять рядов чужого поля, оставленного под ячмень. И так далее, и тому подобное — до бесконечности. — И что же ты теперь будешь делать, Кинкардин? — дружелюбно осведомился Бальтазар, поблескивая глазами из глубины кресла. — Ждать, покуда твой король позволит тебе жениться на этой женщине? — У меня уже есть его дозволение, — буркнул Маркус, мгновенно ощетинившись. — Я не этого жду. — Стало быть, дозволения английского короля? — Или папы? — Мне плевать на их дозволение. И оно мне не нужно. — И все-таки ты ждешь. Чего же? Маркус пожал плечами и снова склонился над грудой бумаг. Бальтазар помолчал, не сводя с него пристального взгляда. — Ты не боишься, что англичане вернутся и заберут у тебя нареченную? — Нет, — коротко ответил Маркус. — Этому не бывать. — Ты уверен? — Не важно. Пусть себе попытаются, но они ее не получат. Мы поженимся прежде, чем папа решит, брать ли ему взятку от де Фаруша. — Она настоящее сокровище, — заметил Бальтазар, не сводя с него глаз. — Истинный алмаз в драгоценной оправе. — Прежде всего она женщина, — ответил Маркус. Уж об этом он никогда не забывал: мягкие вишневые губы, сладкий жар поцелуя, пронизавший его до глубины души… — Алмаз, — повторил Бальтазар, — которым мечтают завладеть могущественные люди. Люди, заручившиеся поддержкой сильных мира сего. Маркус по-прежнему хмуро смотрел на бумаги, всем сердцем впитывая каждое слово этой правдивой речи. — А ты все ждешь, — заключил Бальтазар и смолк, так и не произнеся неизбежного вопроса. — Я должен… — Маркус осекся, не в силах выразить словами свои чувства. Он хотел добиться доверия Авалон, доказать ей, что он ее достоин, что не уподобится своему отцу… Словом, он хотел завоевать Авалон — но не силой. Бальтазар молча смотрел на него — и, как всегда, видел насквозь. — Завоевать такую женщину, — сказал он вслух, — может только самый отважный. Маркус с силой потер ладонями глаза и коротко вздохнул. В комнату вошла кухарка. Как же ее зовут? Тара? Тела? Ах да, Теган. — Лэрд, невеста ушла из кладовой. Говорила, что хочет, мол, осмотреть южную башню, — смиренно доложила кухарка. — Спасибо. Бумаги могут подождать. Они ждали уже так долго, порой по нескольку лет, подождут и еще один день. Или неделю. Маркус отодвинул кресло и встал. И чем только, черт возьми, занимался тут Хэнок? — Куда ты? — спросил Бальтазар, не скрывая своего веселья. — В южную башню, — на ходу ответил Маркус. — Что-то давно я там не бывал. Южная башня, насколько помнил Маркус, не нуждалась в значительном ремонте — лестницы там были надежные, балки прочные. Быть может, Хэнок так заботился о ней потому, что она была обращена к границе с древним врагом Шотландии — Англией. Маркус сохранил обычай своего отца постоянно сменять в башне дозорных, которые не сводили глаз с юга. Правда, когда Маркус поднялся сейчас на вершину башни, он обнаружил, что дозорный смотрит вовсе не на юг. Выбравшись наверх, Маркус увидел, что дождь, как по волшебству, прекратился и в разрывах туч искрятся ранние звезды, хотя небо на западе еще переливалось розовато-лиловыми оттенками недавнего заката. А на мокрой от дождя площадке, осененная алмазным сиянием звезд, стояла леди Авалон де Фаруш и вела дружескую беседу с дозорными и компанией мальчишек. Маркус ничего не мог с собой поделать — он остановился, любуясь Авалон. Если Трюгве и вправду видел когда-нибудь ангела во плоти, вряд ли этот ангел был прекрасней этой девушки с заплетенными в косу серебристыми волосами, в которых искрился звездный свет. Глаза ее, окаймленные черными пушистыми ресницами, казались сейчас непроглядными, как ночь, на губах играла беспечная улыбка. Никогда прежде Маркус не видел ее такой: веселой, легкомысленной, дружелюбной. Отвечая на вопрос одного из мальчиков, она повела в воздухе рукой, и этот женственный, но сильный жест словно рассек вечерний сумрак. Потом Авалон повторила это движение уже медленней, показывая и разъясняя. Другой мальчик что-то сказал, и она рассмеялась. Все ее собеседники радостно подхватили этот переливчатый смех. Зачарованный, Маркус подошел ближе. — Нет, — говорила в эту минуту Авалон, — никто еще ни разу не бежал от меня, ни в бою, ни… Она осеклась прежде, чем увидела Маркуса, и быстро обернулась. Маркус мог бы смотреть на нее целую вечность. Ничего на свете он не желал так, как заглядеться в ее глаза цвета сказочного вереска — да так и утонуть в этих глазах, навсегда остаться в чудесном мире, имя которому — Авалон. Но тут девушка наконец разглядела его, и ее улыбка тотчас погасла, в чудесных глазах мелькнула настороженность. «Не бойся меня», — почти взмолился Маркус. Он мог бы поклясться, что Авалон вздрогнула. Она слышала, в самом деле слышала его мысль! Теперь уже Маркуса заметили и остальные участники беседы. Дозорные поспешно вернулись на свои места, а мальчишки, разинув рты, глазели то на него, то на Авалон. — Добрый вечер, — сказал Маркус первое, что пришло ему в голову. Мальчишки нестройным хором ответили на его приветствие; Авалон промолчала, опустив глаза. С минуту все стояли недвижно. Затем мальчишки расступились, принимая Маркуса в свой тесный круг. — А ты, лэрд, можешь ударить так, как бьет миледи? — спросил самый храбрый из них. — Ну, ударить-то я могу, но совсем не так, как миледи. Она обладает особым умением. — Этому может научиться всякий, — поспешно возразила Авалон. Мальчишки тотчас обернулись к ней, и глаза их загорелись восторженной надеждой. — А нас ты научишь, миледи? — спросил все тот же юный храбрец. Авалон заколебалась, быстро глянула на Маркуса, но тут же отвела взгляд. Звездный свет очертил ее лицо и губы, дрожал на кончиках ресниц, словно оттеняя ее красоту. |