Книга Поцелуй разбойника, страница 6 – Мэри Грин

Она жила всего в пяти милях от него, но была недоступна, как звезда на небе. Он хотел бы избавиться от мыслей о ней — но как? Она навечно оставила след в его сердце, как выжженное клеймо на шкуре животного. Безответная любовь мучила его как болезнь, и он ненавидел свою слабость, свою беспомощность, невозможность забыть ее.

Он подавил охватившие его чувства.

— Не беспокойтесь о продолжении рода, Эмми. У Мортимеров еще будут наследники.

Она нахмурилась.

— Я думаю не о продолжении рода, — рассердилась она. — Если говорить честно, я думаю о тебе. Я страдаю, глядя на тебя. С тобой происходит что-то очень серьезное.

— Не надо… — Чарлз расслабил руки, вцепившиеся в подлокотники кресла. И обрадовался, когда в дверь постучал Боттомли, дворецкий:

— К вам мистер Николас Терстон с визитом, лорд Мортимер.

Со вздохом облегчения Чарлз встал с кресла.

— Спасибо, Боттомли. Он приехал посмотреть телят. — Чарлз поклонился тетушке и прошептал ей на ухо: — Спрячьте эту книгу, Эмми. Мне не нравится, когда вы плачете.

Она хлопнула его по руке.

— Чепуха! Я выучу все стихи наизусть. Хотела бы я знать, кто такой этот Б.К. Роуз, и выразить ему свое восхищение.

— Не надо… — Увидев в ее глазах удивление, он повернулся и быстро вышел.

Выходя, он услышал, как она декламировала:

Любовь явилась мне,

Как лучезарная комета,

Божественно прекрасна и свободна,

И за собой влекла

Сверкающее облако восторгов и страданий.

Чарлз старался не слышать ее голоса и, спускаясь вниз, придал своему лицу равнодушное выражение. Черт побери! Почему единственное чувство, которое ему доступно, — это страдание?

В костюме для верховой езды, лишенном всяких украшений, кроме ряда медных пуговиц, в бриджах из оленьей кожи и высоких сапогах, Ник выглядел великолепно. Накрахмаленный шейный платок был завязан элегантным узлом, а длинные черные волосы стягивала лента.

— А, вот и ты, Морти. Поедем покатаемся, или ты уже выезжал сегодня?

— Нет, — покачал головой Чарлз. — Меня удержала тетушка и заставила слушать стихи.

У дверей он взял у лакея треуголку, перчатки и хлыст и вместе с другом вышел из дома.

— Стихи, говоришь?

— Да, видимо, Б.К. Роуз весьма популярен. Эмми читала «Любовное путешествие». Бессовестная плутовка, — с нежностью добавил он.

— У меня дома только о нем и говорят, — усмехнулся Ник. Он смущенно улыбнулся Чарлзу и, взяв у конюха поводья, вскочил в седло. Его лошадь нетерпеливо била копытом. — Я не против этой романтической чепухи. Только поэт может выразить словами то, что у человека на сердце.

У Чарлза сжало горло, и тугой комок в груди помешал ему говорить.

— Он поэт, только когда слушает свое сердце. — Он свистнул, и из конюшни галопом вылетел его черный жеребец Гром, поводья свободно болтались на его шее.

— Он всегда прибегает на твой свист? — восхищенно спросил Ник.

— Я приучил его откликаться только на мой свист. — Чарлз вскочил в седло и потрепал коня по блестящей черной шее. — Поедем на ферму смотреть телят. Лучше их не найдется во всей Англии, — похвастался он.

Вдыхая утренний воздух, пропитанный запахами свежего молока, навоза и мокрой земли, они возвращались с поля, где в загоне содержались телята.

— Какое прекрасное утро! — От удовольствия Ник хлопнул перчатками по ладони. — В полях я чувствую себя счастливым и свободным от уз благородного общества. — Он бросил быстрый взгляд на Чарлза. — Послушай, я пришлю за телятами управляющего, а ты получишь деньги в моем банке.

— Не спеши, старина. У тебя денег не больше, чем у меня, заплатишь, когда сможешь. Телята твои. — Чарлз хлопнул Ника по плечу, почувствовав, что тот, как это с ним часто бывало, погрузился в мрачную задумчивость. Будучи незаконнорожденным сыном сестры сэра Джеймса Левертона, который его усыновил, Ник иногда жаловался, что чувствует себя чужим в компании Чарлза и его друзей. Чарлз всегда убеждал его, что это чепуха, но иногда замечал в глазах Ника затаенную печаль. Он часто раздумывал над тем, что же пришлось пережить Нику, прежде чем он встретился с лордом Джеймсом. Ник редко вспоминал о прошлом, а Чарлз его не расспрашивал.

Они шли по тропинке, ведущей к ферме, и наслаждались сияющим весенним утром.

— Ладно, не грусти, дружище. Ник положил руку на плечо Чарлза.

— Спасибо тебе за телят, Морти, и за то, что ты всегда был мне хорошим другом. — Его тяжелая рука заставила Чарлза замедлить шаг. — Что ты скажешь, если мы заедем к Маргерит? Заодно и прогуляемся.

Чарлза словно ударили, он похолодел.

— Не испытываю желания ее видеть. После ее замужества мы стали чужими. Лучше не ворошить прошлое.

— Сейчас ей, как никогда, нужна поддержка друзей. Ее траур кончился, и жажда жизни бурлит в ней, готовая выплеснуться наружу. Я наблюдал за ней после того, как умер Леннокс. Мы не должны допустить, чтобы кто-то воспользовался ее одиночеством.

Чарлз пристально посмотрел на друга.

— И как же ты собираешься ей помочь? Хочешь предложить себя в защитники?

— Не надо так со мной, Морти. Я искренне беспокоюсь за нее. — Ник натянул перчатки. — Поедем навестим ее. Ты все равно не будешь целый день кататься в своей роще.

Чарлз знал, что должен отказаться, но искушение было слишком велико. Он глубоко вдохнул свежий утренний воздух и сел на коня. Может быть, если он увидит ее в доме покойного мужа, будет легче ее забыть.

Маргерит стряхнула пыль с фартука, одолженного у одной из горничных, и с удовлетворением оглядела мебель, вынесенную по ее приказанию из дома. Сегодня должны были прибыть фургоны, чтобы отвезти ее на аукцион. Маргерит решила продать громоздкую и мрачную голландскую мебель, чтобы в доме стало просторнее и светлее. Оставалось еще снять тяжелые занавеси. Из унылого коричневого бархата слуги могли бы сшить себе одежду. Единственное, что ее беспокоило, это хватит ли у нее денег на новую мебель?

— Знаешь, Прю, это мой первый правильный шаг! — заявила она своей компаньонке Прюнелле Трент.

— Да… наконец-то мы сможем дышать. В этих маленьких комнатах слишком много вещей. — Приятно округлые формы этой дамы были облачены в коричневое платье на кринолине, а на голове красовался большой чепец с лентами, из-под которого выбились седые локоны, падавшие на круглое добродушное лицо. Прю, бедная родственница, приходившаяся кузиной отцу Маргерит, вырастила за свою жизнь много чужих детей, находясь в услужении у богатых скучающих леди, с пренебрежительным презрением относившихся к ей подобным. У Маргерит Прю нашла приют и уважение. И осталась с ней навсегда.

Маргерит встряхнула свой кружевной чепчик и снова натянула его на шиньон, собранный на макушке. Она стояла на посыпанной гравием подъездной дороге и смотрела на высокий узкий дом, который Леннокс именовал замком. Дом напоминал ее тощего и скаредного мужа. Единственным украшением кирпичных стен были плющ и вьющиеся клематисы, на которых летом появлялись голубые цветы. В саду беспорядочно росли кусты и цветы, а высокая каменная стена ограждала дом от любопытных взоров.