Книга Смерть умеет улыбаться, страница 9 – Ника Шахова

- Ты не идиотка, - ласково произнес Макс и погладил меня по голове, -

Идиот твой... ну извини... не твой Петренко. Пошли его к едрене фене и забудь. Он не стоит тебя. Ты же у нас умная, красивая, добрая и ласковая, ты самая замечательная кузиночка на свете! Просто тебе пока не повезло.

- Пока!.. Мне за тридцать, Макс, за тридцать!

- И что? Жизнь прошла - завяли помидоры?

- ...Да нет, - засмеялась я, - Пока не завяли.

- Вот видишь! Все уладиться, - он обнял меня за плечи, - У всех нас все уладится.

Я ему поверила. Легко поверить в то, во что хочется верить.

- Макс, что ты думаешь делать дальше? - сменила я тему.

- Я думаю купить гараж.

- Что? - удивилась я такому повороту.

В дядином хозяйстве один гараж имелся. И не какая-нибудь там ракушка или мыльница, а настоящий - кирпичный, утепленный, с погребом. А в гараже простаивал новенький "пежо" . Правда, дядя и на пушечный выстрел не подпускал племянника ни к гаражу, ни к его содержимому. И сам не подходил - боялся. В случае необходимости его безропотно возил на своей "девятке"

Фаба. А кузену волей-неволей приходилось довольствоваться стареньким мотоциклом.

Но то раньше, а теперь... Зачем ему второй гараж? Он что, решил их коллекционировать?

- Если мне перепадет что-нибудь от дядиного наследства, я куплю большой гараж с ямой, чтобы там можно было ремонтировать машины, и займусь автосервисом, - пояснил кузен, заметно оживляясь, - Один надежный человек обещал мне помочь.

- Т-ты... с-с-серьезно?

Нет, я дождусь, что бедовые родственнички доведут-таки меня до клинического заикания.

Ну, что прикажете делать - радоваться или трусить? С одной стороны, хорошо, что кузен начал принимать самостоятельные решения. Давно пора! С другой стороны, первый блин всегда комом. Может, Макс и подкован в автотеории, о чем свидетельствуют кипы журналов, - я посмотрела на них с тихой ненавистью, - но на практике - профан каких мало. У него нет ни деловой хватки, ни надежной крыши. Он безотказный, и этим будут пользоваться все кому не лень, а пользоваться никому не лень. Естественно!

Он наивный, скажи ему про крышу - не поверит, подумает, что пошутила.

Ексель-моксель! Он разорится в первый же день! И хорошо, если просто разорится, но может и по рыжему кумполу получить. Вот это и страшно, признаться, мне дорог его рыжий кумпол.

- Де-ти, де-ти! - раздался снизу воинственный клич красноокой валькирии, прервавший мои размышления, - Дети, Фабий Моисеевич приехал. Он хочет поговорить. Слышите? Ника! Мы ждем вас в гостиной!

- Доб'гый день, - прокартавил старик, когда мы с Максом вошли в комнату, - Ба, кого я имею честь лицез'геть! Ве'гоника Васильна, душа моя, наконец-то! Позвольте вашу `гучку, - он вышел из-за стола и галантно склонился к моей руке. Фаба был невысокого роста, полноват и лысоват, но карие глаза - все понимающие и все заранее прощающие, и манеры светского льва притягивали к нему женщин, как магнит притягивает неразумную металлическую стружку. В силу чего Фаба, органически не умеющий отказывать дамам, был женат четвертым браком и имел в общей сложности шестерых отпрысков, младшему из которых едва исполнилось четыре года, - Очень `гад, очень... Хоть и п'гиходится вст'гечаться п'ги печальных, я бы сказал, т'гагических обстоятельствах. Да, - он опустил гладко выбритый подбородок на грудь. Из кармана его пиджака, отутюженного до блеска, выглядывал черный шелковый платок - знак глубокого траура.

Мне захотелось поговорить с Фабием Моисеевичем с глазу на глаз: если кто и знает про завещание - так это он. И я решила дождаться удобного случая, чтобы прижать любвеобильного старика к теплой стеночке и ласково-ласково, осторожно-осторожно, чтобы невзначай не просыпать труху, вытрясти из него полезную информацию.

- Елизовета Ка'гловна, вы п'гекгасно выглядите. Этот цвет, голубушка, вам оп'геделенно к лицу. Оп'геделенно.

- Ах Фаба... Если бы ты знал, как мне трудно, - заговорила тетя, заламывая руки, на которых позвякивали тонкие золотые браслеты, - У молодых короткая память и стальные нервы, а я... а я... - у нее опять покраснели глаза. Тетя полезла за платком.

- Знаю, душечка, - он легко похлопал тетушку по руке, - Нам, ста'гикам, не хватает Ген'ги, его смелости, его п'гинципиальности и обаяния. Но ему бы не пон'гавилось, если бы он увидел нас `гыдающими. Не таков он был, наш Ген'ги. И нам надо де'гжаться изо всех сил. Да, - Фаба изъяснялся многословно и витиевато, захлебываясь рычащими звуками и гнусавя, но слушать его отчего-то было приятно.

Нюся подала чай. Взметнув шелковым крылом, тетушка взяла тонкую фарфоровую чашку, пододвинула к себе колоду карт и принялась сбоку раскладывать пасьянс. Грета застыла над своей пиалой каменным изваянием Будды. Макс ерзал на стуле, украдкой смотрел на часы и хмурился. Я потягивала кофе - густой, со слабым чесночным ароматом, какой умела варить только Нюся. Рассыпаясь в благодарностях, Фаба отказался от чая, но сдобную булочку с корицей, еще горячую, пышущую жаром духовки, сцапал и сунул прямо в карман пиджака. Ого, да он йог! Может, и на углях станцует?

- Я забежал буквально на пять минут. Буквально... У Машеньки опять темпе'гатуга, так что, сами понимаете, не до визитов. Но я хотел немедля сообщить вам следующее... Мой д'гуг Ген'ги был выдающимся человеком.

Выдающимся, - чем больше Фаба волновался, тем чаще повторял отдельные слова, - И, что немаловажно в наше тяжелое в'гемя, состоятельным человеком.

Я не сомневаюсь, что он оставил вам п'гиличный капиталец. П'гиличный.

Однако, - он обвел собравшихся всепрощающим взглядом, - Вче'га я был в

Москве и заходил в банк, где мы с Ген'ги а'гендовали сейф. Да-да, один на двоих - так мы дове'гяли д'гуг д'гугу и ни `газу - ни `газу! - не пожалели об этом... Но я, кажется, отвлекся, - он провел пятерней по седым волосам,

- Так вот, я п'гедполагал, что в сейфе, с'геди бумаг, лежит копия завещания

Ген'ги. Но, увы, я ошибся - ее там не оказалось, - Фаба развел руками.

- А был ли мальчик? - оторвалась Грета от созерцания чашки.

- Мне всегда казалось, что завещание - миф, - поддержала я кузину.

- Смею заве'гить вас, ба'гышни, что завещание было... В смысле есть.

Накануне своей кончины Ген'ги...

Словом, пове'гьте, он дал понять об этом самым недвусмысленным об'газом.

- Вот видите? Он дал вам понять. Именно так - не сообщил, а дал понять. Когда дядя не шутил, он говорил ясно и четко, без полунамеков и двусмысленных улыбок. Вы же знаете... знали... - заблудилась я во времени,

- ...его, и не мне вам объяснять... Если завещание есть, то почему никто толком об этом не знает? И если дядя говорил с вами серьезно, то вы должны хотя бы приблизительно знать, что в нем написано. Вы знаете? - насела я на старика. Н-да, хотела прижать наедине и ласково, а получилось, кажется, не очень.