Онлайн книга «Как утреннее солнце»
|
– Нет, – твердо произнес Джейс. – Я заплачу. Я его убил. Это моя вина. – Ах, как благородно с твоей стороны! – не удержалась от саркастического восклицания Келли. Хэпуорт привязал тело Вагстаффа к его лошади и сел на своего коня. – Не думаю, что мы станем беспокоить вас всякими дознаниями. На мой взгляд, дело яснее ясного. Большой Джим закрыл за ним дверь и обернулся к Джейсу. – Ты, наверное, голоден. Возьми в кладовке что хочешь. Джейс покачал головой: – Нет, я хочу поговорить с женой. Келли устало потерла рукой лоб. – Я сегодня ни о чем не могу думать. Потом, если не возражаешь. Глаза его сузились. – Нет, нам надо поговорить. Сейчас. – Прекрасная мысль. – Большой Джим подтолкнул их к гостиной. – Поговорите начистоту, а я пошел к себе. – Он обнял Келли, поцеловал ее в лоб. – Обязательно обо всем договоритесь сейчас же, слышишь меня, Мышонок? И смотри, голубка, не отхвати себе нос, пытаясь сохранить лицо. – Он отпустил ее и повернулся к Джейсу: – Что-то я устал. Может, завтра утром встану попозже. Джейс кивнул. – Я открою магазин как обычно. Спокойной ночи, Большой Джим. Несколько секунд он колебался, глядя на Большого Джима тревожными, печальными глазами, потом протянул руку. Большой Джим крепко сжал ее. – Спокойной ночи, сынок. Келли прошла в гостиную. Пятно крови на том месте, где лежал Вагстафф, сейчас прикрывала накидка, которая лишь напомнила о том, что здесь произошло. – Не знаю, о чем нам говорить. Он тяжело вздохнул. – Сядь, Кэл. – Ничего, я постою. Джейс подошел к окну. Остановился, глядя в темноту. – Я надеялся на твое прощение. Но теперь вижу, это будет нелегко. – С какой стати! Ты сказал хоть одно слово правды за все это время! В глазах его застыло отчаяние. – Попытайся понять. У меня не было такой спокойной и правильной жизни, как у тебя или у Хорэса. – Он сухо усмехнулся. – Его бы ты точно возненавидела! – И, тем не менее, ты не постеснялся занять его место. Тебя это вполне устроило. – У меня не было особого выбора. Эти бандиты с большой дороги забрали не только деньги с платежной ведомостью, но и мои пять тысяч. Мне оставалось либо по-прежнему пребывать Джейсом Гриром без гроша в кармане, либо стать Хорэсом Перкинсом, которого ждала хорошая работа. – Я очень рада, что они забрали у тебя краденые деньги! Ты просто низкий, презренный вор, и больше ничего. Он пожал плечами: – Божья кара, так я полагаю. Если Бог вообще обращает внимание на таких, как я. – Ты игрок, ты шулер и мошенник, ты… Джейс морщился, как от боли, при каждом ее слове. – Ну, говори, говори. Все выскажи, если тебе от этого станет легче. Нет, она не собиралась его щадить. – Лжец, мошенник, проныра, сладкоречивый притворщик! У тебя хоть какая – нибудь совесть осталась? – Да, черт побери, я же не мог ни изменить, ни зачеркнуть свое прошлое, когда приехал к вам. Но я старался жить честно, как только мог. Так честно я никогда еще не жил. – Честно? – Губы ее презрительно изогнулись. – Это когда ты лгал мне при каждом удобном случае? Твои перебитые ноги, и эта сказка про Балтимор, про то, как ты ехал в коляске с отцом. Есть во всем этом хотя бы одно слово правды? – Я жил в Балтиморе какое-то время. Действительно играл на пианино в одном борделе. Там я и выучил песни мистера Фостера. Я жил во многих борделях. У Келли перехватило дыхание. Она закрыла ухо свободной рукой. – Не хочу ничего об этом слышать! Джейс подошел к ней, схватил за плечи. – Ты же не хочешь лжи! Тогда послушай правду. – И в чем же она, твоя, правда? В том, что ты готов пойти на все ради денег? – Тебе когда-нибудь в жизни приходилось голодать? Дрожать от холода? Чувствовать себя одиноким, как пес? Когда постепенно начинаешь понимать, что, если ты сам о себе не позаботишься, никто другой за тебя этого не сделает. – И этим ты оправдываешь все, что ты сделал? Ты втерся в доверие ко всем членам семьи Саутгейт, сладкими речами втянул меня в этот фальшивый брак для того, чтобы заполучить папин магазин! Джейс сильнее сжал ее плечи. – Я никогда не считал наш брак фальшивым. Кэл, ты самое лучшее, что есть в моей жизни. Вот это и есть правда. Я хочу, чтобы ты простила меня. Мне необходимо твое прощение. – Ты не дождешься от меня ничего, кроме презрения! До самой смерти! – Черт бы побрал твою проклятую гордость и упрямство! Что такое во мне ты не можешь простить? Что вызывает в тебе такую ненависть? – Я тебе поверила! Теперь мысль об этом вызывала лишь чувство невыносимого унижения и отвращения к самой себе. «Сколько раз я стояла перед ним нагая, поверяла ему свои самые сокровенные секреты, отдавала свое горящее желанием тело. А сегодня ночью собиралась признаться ему в любви!» – Тебе случалось хоть кому-нибудь довериться, за всю твою даром потраченную жизнь? Он цинично усмехнулся: – Только один раз. В Белл-Айл. Это тюрьма недалеко от Ричмонда. Настоящий ад на земле. Солдаты-повстанцы ненавидели всех нас, янки, с такой силой, что эта ненависть, казалось, носилась в воздухе вместе со всеми другими запахами, которыми провоняла тюрьма. Мы разработали план побега – целая группа пленных – через болота, окружавшие лагерь. Я рассказал об этом своему другу. Доверился ему. А он нас предал. – Ах, значит, ты тоже узнал, что такое предательство! Тогда ты, наверное, сможешь хотя бы отчасти понять, что я сейчас чувствую. В глазах его сверкнула ярость. – Ах ты, маленькая ханжа! Умираешь от жалости к самой себе! Пострадала лишь твоя гордость! Тогда как в моем случае обманутое доверие стоило жизни шести хорошим людям. Повстанцы ждали с собаками наготове. Загнали нас обратно в болота, чтобы мы там увязли и подохли. А когда увидели, что я подыхать не собираюсь, разложили меня на помосте и перебили ноги железным ломиком. В назидание другим. И ты хочешь, чтобы после этого я еще кому-нибудь доверял? Затаив дыхание от ужаса, она невольно посмотрела на его ноги. Он мрачно рассмеялся: – Как видишь, я все-таки умудрился рассказать тебе правду кое о чем. Ее раздирали сомнения. Душило отчаяние. Слезы подступали к горлу. – Откуда мне знать, что это правда? Как я могу поверить, что в твоих речах есть хоть одно слово правды? |