Онлайн книга «Мертвецы не танцуют»
|
А я ее слышал. Откуда-то издали, может, через зубы, но все равно, слышал, воск не помогал. Значит, сирена до меня достучится. Еще чуть-чуть и… Смола у меня тоже есть, я ношу ее по старой привычке. Если расплавить в ложке… Курок сел. Потрогал подбородок. Крепкая башка. – Ты что, меня ударил? – спросил он. – Сирена, – объяснил я. – Сирена? Что… Какая сирена… Плохо слышу! – За дверью! Она зовет, а люди идут! Потом… – А, сирена! – выдохнул Курок. – Знаю! Можно снотворное, чтобы до утра отключиться! – Нет снотворного! Курок зажал уши. Смешно. – Надо уходить, – сказал я. – Спуститься на пару этажей, я нашел веревку. Кирпич вышиб, разбирай пока. Не сильно, чтобы пролезть только. – Куда?! На улицу?! Ночью?! Ты что, Дэв?! Совсем одурел?! – Предпочитаешь тут остаться? Курок замолчал. Я сунул ему кувалду, вернулся в коридор. Дверь догорала. Она раскалилась, краска облезла, а кое-где по металлу шли круглые бордовые пятна. Я налил керосина в обрезанную бутылку, плеснул из нее на дверь. Металл затрещал, из-под железной коробки потекла расплавленная резина, по бокам двери прорезались трещины. Широкие. Дрянь… Дверь хорошая, стены плохие, наверное, в два кирпича. От разогрева начали трескаться, а может, и раньше трещины были, от усадки. Долго не продержится. Если дверь не жечь, эта тварь сведет нас с ума, если жечь, коробка рано или поздно вывалится. Дым еще. – Впустите! Уже раздраженно и требовательно. Надо действовать быстро. Бум. Курок ударил в стену. Я вернулся в комнату. Курок выбил два кирпича, неплохо. Быстро. Но нужно как можно быстрее. – Курок! Бей в стену! – Бью! Оба орали, а слышалось как через песок. Увидел примус. Керосина много, литра два. Быстро подкачал давление, свернул регулировочный винт, чиркнул огнивом. Немного перебрал с керосином, рука загорелась, пришлось тушить курткой. Схватил примус, выбежал в прихожую. Керосин снова прогорел, трещины стали шире. Дверь слегка наклонилась и вывернулась из короба. Щель шириной в руку. Отлично. Примус разгорелся, горел хорошо и Ровно. Установил примус на железную табуретку, пламя направил на дверь. Минут десять. Вернулся в комнату. Бум. Курок продолжал долбить в стену. Бум. Коньяк. Приволок из кладовки ящик, вскрыл. Двенадцать бутылок. Одиннадцать пустых, в двенадцатой коньяк. Тоже пригодится. Вытряхнул бутылки. Предпоследний был аккуратным человеком, все пробки оказались на месте. Притащил канистру, свернул воронку из толстого картона и принялся наполнять бутылки керосином. Бум. Курок старался, на шее вздувались вены. Предпоследний выложил стену в два ряда, придется Курку поднапрячься. Я заполнял бутылки, затыкал пробками, складывал в рюкзак, одиннадцать штук, минуты три, много расплескал по полу, воняло керосином. Веревка. Длинная, наверное, метров сто. Или пятьдесят, не знаю, разрезал на четыре куска. Надо где-то закрепить… Вдоль стены батареи, привязал к ним, все четыре. Дальше. Отобрал у Курка кувалду, заорал: – Сейчас уходим, собирай вещи! Курок принялся собираться, я за ним уже не очень следил, ломал стену. Я был сильнее, бил точнее, кирпичи вылетали с одного удара. Через минуту я мог пролезть в дыру до плеч. Скверный кирпич, раскалывается легко. Я давно заметил – раньше только оружие хорошо делали, крепко, на века. Да и то не все, пистолеты вот все развалились, а штурмовые винтовки целы. Револьверы, только разве их встретишь. Целее всех ружья, но они вообще уже старые. Оружие вечно, а все остальное… Дома рассыпаются, книги жрет моль и крысы, электроника скисла, бутылки пластиковые невредимы. Все. Готово, плечи проходят. – Готово… Я выбрался на балкон. Широкий. Луна. Набухла, еще чуть, и стечет, затопит улицы жирной желтизной. Как раз. Вернулся в квартиру. Курок продолжал сборы, сгребал в торбу все, что под руку попадалось, не в себе. – Курок! – крикнул я. – Уходи! Он поглядел на меня и сквозь меня. – Курок! Вниз! Уходим! Свечи. Он собирал свечи, набивал ими мешок. Я шагнул к нему, хлопнул по щеке. Курок кивнул. Я подхватил одну из четырех веревок, привязал к кувалде, протащил на балкон. Отдышался. Теперь… Размахнулся, швырнул кувалду вперед и вверх, в пустоту. Молот описал широкий полукруг и врубился в стекло двадцатью метрами ниже. Стекло разбилось. С совершенно неподходящим для ночи праздничным звуком. Со звуком освобождения. Мне вдруг еще одна мысль в голову завалилась, совсем не для этого места. Что вещи не портятся, они устают. Люди извлекают их из пустоты, дают жизнь, смысл и форму, вещи продолжаются, а потом исчезают люди. Смысл исчезает, и Называется, что форма никому не нужна. И вещи устают эту форму держать. И в том, что все вокруг рассыпается, виноваты, конечно, люди. Но не потому, что они все делали плохо и без души, а потому, что они исчезли. Небьющиеся стекла, они тоже устают. Как и все остальное. Лопаются с наслаждением, превращаются в вольную пыль. Все вещи желают быть уничтоженными. Показался Курок. В одурелости. С мешком. – Сам сможешь?! Курок кивнул. Он пропустил веревку через плечо, под мышкой и под коленом, прыгнул вниз, стал похож на большую и горбатую черную лягушку, скачущую по вертикали, астроном. Я остался один. Сбегал к двери. Примус догорал. Дверь выгнулась и скосилась еще сильнее. Ясно. Надо уходить. Надел рюкзак. Тяжелый. Привязал карабин. Закрепил мелочь. – Впусти меня, милый… Алиса. Заткнул уши. Какой милый? Она бы так никогда не сказала. – Впусти… Почему я слышу?!!! Я сел. Напротив меня на диване лежал Предпоследний. Он лежал тут… не знаю сколько лет. Мы пришли к нему в дом, сожгли дверь, сожгли стены, наломали и навоняли, а сейчас… А сейчас я поставлю точку. – Впусти… Опять на балкон. Курок уже спустился, веревки болтались свободные, я втянул их назад. |