
Онлайн книга «Золотой капкан»
Сизов встал обеспокоенный, прошелся по берегу, вглядываясь в небо. Затянутое серой пеленой небо быстро темнело. Откуда-то из дальнего далека доносился утробный гул. — Уходить надо. К горе, — сказал Сизов. — Почему это? — подозрительно сощурился Красюк. — Непогода идет. — Подумаешь, дождик. Не размокнем. — Бури бы не было. Застанет в лесу — пропадем. Сизов подхватил мешок со своими камнями, кинул на плечо обжаренный кабаний окорок, приготовленный в дорогу, и, не оглядываясь, пошел по берегу… Было уже далеко за полдень, когда, совсем запыхавшиеся, мокрые от пота, они добежали до горы, полезли по каменистому склону. Ветер усиливался. Временами его порывы заставляли останавливаться и приседать. Деревья скрипели, кряхтели по-стариковски, клонились к земле. Кроны елей, лиственниц, сосен трепыхались так, словно их разом трясли десятки здоровенных медведей. Склон впереди казался зеленым и ровным. Но Сизов не пошел на этот склон, полез в сторону от него. — Чего опять вниз? — забеспокоился Красюк. — Кедровый стланик. Не пройдем. Красюк не послушался, полез в низкий, по колено, кустарник и с первых же шагов застрял среди торчавших навстречу острых вершинок. Кинулся назад, заспешил, чтоб не отстать. — Торопись, Юра! Там пещерка есть, я ее заприметил. Сзади послышался хрип, похожий на смех. Сизов хотел выкрикнуть сердито, что "зеленый прокурор" — не обыватель с городской окраины, его блатными истериками не проймешь, что безволие во время здешней бури равносильно подписанию себе смертного приговора. Но прежде оглянулся и увидел Красюка лежавшим на каменистом выступе. Подбежал к нему и еще издали увидел темный кровоподтек у виска. Испуганно оглядываясь на остервеневший лес, он бросил свой узел с камнями и тяжелый окорок, принялся расталкивать Красюка. Отчаявшись привести его в чувство, подхватил под руки, рывками поволок в гору. Пещерка была небольшая, как раз для двоих, но достаточно глубокая, чтобы лежать в ней, не высовывая ни головы, ни ног. Сизов втиснул в нее ватное, непослушное тело Красюка и снова побежал вниз к угрожающе шумящему, свистящему, ревущему лесу. Пометался по опушке, надрал бересты, снова побежал в гору, подхватив по дороге свертки и мясо. Красюк все еще не приходил в себя, лежал в той же позе, прислоненный спиной к стене. Сизов осмотрел его голову, потрогал обширный кровоподтек возле левого виска, набухший, тугой. Камень, о который, падая, ударился Красюк, по-видимому, не был острым, иначе были бы пробиты не только кожа, а, возможно, и кость. Быстро и ловко Сизов расправил бересту на колене, вырезал квадрат, приложил его к ушибу и принялся перевязывать тряпицей. И тут Красюк пришел в себя. Оглядел пещерку и уставился на темные лохматые тучи над горой. Сказал неожиданное: — Тебя-то гора терпит. А кто с тобой сюда лезет, должен пропасть, да? — Глупости болтаешь, — одернул его Сизов. — Просто по горам надо уметь ходить. — А тот умел? — Кто? — Ну, который с горы свалился? — Тот — другое дело. Красюк поднял руку, пощупал повязку на голове и затих. — Ты можешь сидеть? — спросил Сизов. — Могу… наверное. — Сядем спина к спине. Иначе застынем. Непогода эта надолго. Так они и сидели, прижавшись спинами, слушали рев ветра. Тайги уже не было видно, все скрывала вечерняя мгла. Утром буря бушевала еще сильнее. А к полудню над сопками поднялась черная туча, скрыла дали. Впереди той тучи катился белесый вал. Молния наискось ударила в этот вал, и он завихрился, заплясал еще быстрее, словно подстегнутый. Ахнул гром, от которого задрожала гора. И снова вспыхнула долгая трепещущая молния, за ней третья, четвертая… Словно большие встревоженные птицы, взлетали над лесом обломанные ветки. Видно было, как огромная сосна, растущая на отшибе, наклонилась до самой земли и вдруг приподнялась, грозя туче вырванными корневищами. Потом еще потемнело, и соседние сопки совсем исчезли из виду. Молнии ускорили свой адский танец, и громы ревели уже непрерывно, словно собравшиеся в невиданное стадо тысячи медведей. И хлынул ливень. Поток воды ринулся с горы. Сначала они еще видели водяной вал, летевший к озеру, потом все закрыла водяная завеса, лившаяся с карниза над пещерой. — Ну ты даешь, Иваныч! Каким идиотом я был, что с тобой спорил. Как думаешь, надолго это? — Пасть шайтана, — сказал Сизов. — Два солнца тайга купайся, комар пропади. Нам хорошо, птичкам плохо — кушай не моги. Два дня твоя сиди, жди… — Чего это ты? — изумился Красюк. — Проводник так говорил. Застала нас буря вроде этой… Нет, эта, пожалуй, посильней… Если бы не проводник — пропали бы. Замолчали, прислушиваясь к реву бури, изматывающему нервы. — Не молчи, — попросил Красюк. — Наври еще что-нибудь про города. — Это правда, Юра. — Ну, хоть и правду наври. Как ты говорил: набережная будет, дома на берегу озера… — И школы, детские сады, спортплощадки, магазины, автобусы на улицах. И железная дорога сюда придет обязательно… Не вечно же эта грабиловка в стране будет. Насытятся. Или головы им, ненасытным-то, поотрывают. Жизнь всегда берет свое, всегда. — Лодочная станция на озере, — мечтательно подхватил Красюк. — Эх, на лодочке бы да с хорошей девахой… Любил я это дело. В Киеве-то, на Днепре-то, лодок-то!.. Достанем золото, рвану в Киев, там развернусь. — Ты по-украински говоришь? — А зачем? — Национализм знаешь что такое? Ты для них — москаль. — Я в Москве никогда и не был. — Все равно ты для них — кацап. Развернуться не дадут. Пропьешь ты все. Или тебя обворуют. — Да я!.. — Золото на руках — опаснейшая штука. Красюк промолчал. И сам временами думал о том же, да не хотел верить. Все казалось, что уж он-то сумеет, не прошляпит. — Никакого города тут не будет, — зло сказал он, чтобы только досадить Мухомору, разрушающему его мечту. — Сейчас живые-то города загибаются… — Это сейчас. Придет время, и все встанет на свои места. Воры, как и полагается, сядут в тюрьму… — Ха! Воры-то на самом верху! — Чем выше, тем больнее падать. Сядут обязательно, пренепременно. — Кто их сажать-то будет? Ты, что ли? — Может быть, и я. — А сам-то кто? За золотишком нацелился… — Я свою долю сдам государству. — Зачем? — Освободят досрочно. — За побег добавят. |