Книга Кто заставит сердце биться…, страница 30 – Рей Морган

Когда пожилая дама отправилась проверить, заперта ли входная дверь, он наклонился к Чар и прошептал:

— Приходи ко мне ночью, когда постояльцы улягутся. Сегодня наш последний шанс.

Прежде чем та успела ответить, в кухню вплыла Ханна.

— Желаю доброй ночи вам обоим. Я ухожу спать. Увидимся завтра утром.

— Спокойной ночи, — в унисон ответили заговорщики.

И как только стихли шаги, Майкл повернулся к Чар.

— Придешь? — Его глаза сверкали.

Молодая женщина отрицательно покачала головой, хотя сердце защемило от восторга.

— О, Майкл, я не могу.

— Нет, можешь. — Он провел пальцами по ее щеке. — Ты же хочешь.

Она печально повела головой в сторону.

— Мои желания не имеют значения, я не войду в твою спальню без обручального кольца.

Его глаза потемнели.

— Я не могу жениться, — резко ответил Майкл.

— На самом деле? — Тело ломило от невыносимой боли, словно ее били ногами в живот. Вот и ответ на вопрос. Но разве это она хотела услышать? Его жизненная позиция, мировоззрение привели ее в бешенство. — Почему нет? Я бы сказала, мы подходим друг другу.

— Мы подходим друг другу. — Майкл отвернулся к окну. — Во многом, за исключением одного.

— О чем ты говоришь? — Чар подошла к барной стойке.

Он пригладил свои темные волосы, не отрывая взгляда от ночного неба.

— Ты хочешь иметь много детей. Я слышал, как ты говорила о своей мечте.

Она внимательно следила за каждым его движением.

— Я думала, ты патологически не выносишь детей.

Майкл тряхнул головой.

— Это не так. В действительности я хорошо отношусь к детям.

— Тогда в чем проблема?

Когда он повернулся к ней, его лицо было твердым как гранит.

— Чар, я не могу иметь детей. Мне сделали медицинское обследование, и приговор окончательный: я бесплоден. — В карих глазах полыхнуло отчаяние, затем потухло. — И не говори мне, что моя беда не имеет значения. Имеет. Я живу с моей болью, физическая неполноценность разрушила мой брак. Поэтому я воздерживаюсь давать обязательства любой другой женщине. Рано или поздно это встанет между нами.

Чар неодобрительно покачала головой, пытаясь собрать воедино значение его слов и осознать виды на будущее.

— Жена бросила тебя из-за бесплодия?

Майкл запнулся.

— Нет. Она ушла потому, что я не мог справиться с мыслью о своем бесплодии и жить нормальной жизнью. Согласись, это разные вещи. — Видимо, Майкл решил, что сказал достаточно, но Чар в недоумении качала головой, и он продолжил: — Я рассказывал тебе о трагедии, связанной с моим так называемым отцом. В основном я сумел победить детские комплексы. — Он замолчал, объяснение давалось с трудом. — Но почему-то мне не удалось справиться с чувством, что, будь я родным, кровным сыном, он бы любил меня и не бросил. — Майкл искал в глазах Чар понимания. — Итак, когда Грейс захотела усыновить… я просто не смог решиться на такой поступок. — Его плечи взметнулись вверх и поникли. — Она хотела иметь семью и ушла за своей мечтой.

— Ты не смог усыновить ребенка? Из-за сумасшедшей приверженности кровным узам и их законам?

— Да. Я знаю, что это не одно и то же.

Майкл не сводил с нее глаз, а она не знала, что сказать. Темноволосая голова дернулась назад, словно Майкл подумал, что ей нет дела до его проблем. И Чар очнулась, схватила его за руку, принуждая выслушать ее.

— Знаешь, что я скажу? Ты ненормальный. Представь на минуту, что я бы бросила тебя только из-за того, что не смогу иметь от тебя детей!

— Чар, я уже проходил через это. И знаю, к чему приводят разговоры.

Ее голубые глаза превратились в узкие щели, душа налилась яростью.

— Я понимаю подтекст. — Голос дрожал от обвинения. — В твоей голове засела мысль, что ты никогда не сможешь стать хорошим отцом для моих мальчиков только потому, что ты им не родной. Ты же это пытаешься мне сказать?

Он в нерешительности молчал, но, когда раскрыл рот, боль просто выплеснулась наружу:

— Я не знаю, могу или нет.

Чар раскачивалась из стороны в сторону от гнева на него, на себя.

— Все, что я знаю, — это… если ты не уверен в своих силах, значит, ты не справишься. А если не справишься… то нет смысла продолжать наш разговор.

Майкл вздрогнул.

— Именно так.

Ее глаза вспыхнули.

— Именно так.

Он пожал плечами.

— Догадываюсь, это прощание.

Она кивнула.

— Прощай, Майкл. Мне жаль, что ты решил стать несчастным.

Майкл хранил молчание. Чар вернулась в свою комнату и десять минут расхаживала взад и вперед, голова шла кругом от мыслей. Никогда в жизни не испытывала она такой ярости.

Наконец Чар не выдержала, вышла из спальни и постучала в соседнюю дверь. Майкл тут же распахнул ее, словно ждал. По глазам Чар узнала его мысли: физическое томление — причина, по которой женщина приходит к мужчине… и это еще больше разозлило ее.

— Я должна сказать тебе одну вещь, — спокойно начала она, как только Майкл закрыл дверь. — Даже и не думай, что я пришла сказать тебе «согласна», потому что у меня нет…

Он скрестил руки на обнаженной груди — ни дать ни взять статуя греческого бога, только в брюках. От одного взгляда на его торс у Чар перехватило дыхание.

— Тогда ради чего ты здесь? — потребовал Майкл ответа.

Чарин подняла голову и с ненавистью посмотрела на него.

— Есть одна вещь, которую я хочу сказать тебе. Если ты думаешь, что кому-то есть дело до твоего бесплодия… кому-то, кроме тебя… тогда ты самый большой дурак, которого я когда-либо встречала в своей жизни. Единственный человек в мире, который беспокоится об этом, — ты.

Майкл покачал головой как бы с восхищением, но Чар не дала ему возможности и слово вставить.

— Знаешь, что я думаю? Ты пользуешься своей стерильностью, словно щитом, чтобы держать людей на расстоянии, так тебе не придется «трудиться душой» и давать обязательства.

Майкл потянулся к ней:

— Чар…

— Нет, подожди. — Женщина отступила назад. — Мне нет дела до твоей стерильности. Мое отношение к тебе ни на йоту не изменилось. Однако меня беспокоит то, что ты можешь вбить себе в голову, будто я испугалась. Другими словами, обо мне ты подумал в самую последнюю очередь, правда? Это я и должна была тебе высказать.

Чар повернулась и вышла, в душе лелея надежду на то, что он бросится за ней. Но он не бросился. И уже в своей комнате Чар, упав на постель, разразилась в подушку беззвучными рыданиями: дети не должны слышать ее плач.