Онлайн книга «Метро 2033. Муранча»
— И его пропускают? — А почему нет? Вреда от него никакого, только народ веселит. Да и про «синих» интересности всякие рассказывает. «Уж не Тютя ли разносит слухи о синей линии, которыми сельмашевцы пугают друг друга?» — подумал Илья. — От убогого этого — ни горячо, ни холодно, — продолжал Бульба. — Беспокойства не доставляет — и ладно. А надоест — выгнать всегда можно. Так вот Тютя и бродит между станциями. Кто чего подаст — тем и живет. — Открыва-а-ай! — все канючил Тютя, дергая решетку. — Дяденька, открывай, тю на тя! Тютя спешит! Тюте дальше идти нужно. Мощная решетка лишь чуть поскрипывала, зато под Тютиным балахоном вовсю звенело железо. — А это у него что такое? — спросил Илья. — Вериги, — ответил Бульба. — Сам сделал, сам нацепил. Говорит, что никогда не снимает. Хотя кто его знает. — Дя-я-яденька, тю на тя! Бульба подошел к решетке: — Ну, чего буянишь, Тютя? Не видишь: нет дороги дальше. Станция закрыта. Возвращайся назад. — Тюте не надо назад. Тюте надо вперед. Тюте надо… Юродивый всем телом повис на решетке. — Очень надо… — Да куда тебе надо, дурень? Ты и так уже почти до конца ветки дошел. Дальше только Орджоникидзевская. — Туда надо, туда, — оживился Тютя. — Вразумить гнездо порока надо. Пока время есть. И вам тоже истину открыть надо, слепцы несчастные. Бульба неодобрительно покачал головой: — Недовразумлялся еще? Мало тебя били орджоникидзевские? Повернувшись к Илье, Бульба пояснил: — Постоянно туда ходит. Учит орджоникидзевских жизни. Они терпят-терпят, а потом накостыляют хорошенько, вывезут на дрезине и бросят где-нибудь в туннеле. Тютя уползет, отлежится немного — и опять на рожон лезет. — Надо, надо Тюте, — ныл Приблажный. — Спасать надо. И их, и вас, и всех. Беда везде потому что. Смертушка скоро везде будет. Во всем метро так будет. От слов юродивого веяло тоской и непоколебимой уверенностью. А ведь и Оленька тоже говорила о смерти, которая вскоре заполнит метро… — Тютя идет и рассказывает людям, что делать. А люди Тютю не слушают. — Погоди-ка. — Бульба вдруг посерьезнел. — А ты вообще, откуда идешь-то, Тютя? — Оттуда. — Тютя махнул рукой куда-то себе за спину. Да, очень исчерпывающий ответ… — И на каких станциях был? — На разных. И на синей ветке, и на красной. — И что там сейчас творится? — Ай, плохо, дяденька, все плохо. — Тютя снова заплакал, размазывая грязь по лицу. — Большая саранча в городе. — Муранча? — переспросил Бульба. — Тю на тя! Саранча, — упрямо возразил Тютя. — Тютя знает. — Ну, хорошо-хорошо, — закивал усатый сельмашевец. — Пусть будет саранча. Потом Бульба задал еще один вопрос — осторожно так, ласково: — Тютя, а скажи-ка, осталась где-нибудь хотя бы одна станция, над которой нет этой самой саранчи? — Нет-нет-нет, — заскулил Тютя. — Она везде-везде-везде. Весь город в саранче, дяденька. Люди прячутся. Забились под землю. Но они уже не спасутся. Жалко Тюте людей. Жалко-жалко… — Почему не спасутся-то? — нахмурился Бульба. Даже в слабом огоньке свечи видно было, как сильно побледнел усач. — А потому что Тютя давно говорил: нельзя жить так, как вы живете! — с вызовом выкрикнул Приблажный. — Во вражде, разобщенности и пороке. Своей неправедной жизнью вы, глупые людишки, уже навлекли на себя кару, но даже теперь не хотите внимать предупреждению и живете, как жили. Тютя потряс в воздухе грязным пальцем: — Нельзя человекам грызться друг с другом подобно дикому зверью, как грызутся «красные» и «синие». Нельзя строить и посещать притоны и погрязать в распутстве. Нельзя сидеть по норам и множить разобщенность. Нельзя отделяться от подобных себе решетками и заслонами. Нельзя только за себя думать и за одну лишь свою станцию держаться. Илья молча слушал юродивого. Бред какой-то. Или… Или все же не такой уж это и бред? — Нельзя ближнему своему отказывать в помощи… — Начинается, — поморщившись, вздохнул Бульба. — Проповедник, блин! От его прежнего приподнятого настроения не осталось и следа. — Кара небесная послана всем нам за такую беспутную и неразумную жизнь, — продолжал Тютя. — Только праведники теперь уцелеют. Слушайте Тютю, он спасет, он знает, Тютю слушать надо. Тюте верить надо. Бульба повернулся к Илье: — Колдун, знаешь что? Ты посиди пока здесь, а я к Инженеру смотаюсь. Вдруг он послушать захочет… — Послушать? — удивился Илья. — Проповедь, что ли? — Ну… — Бульба замялся. — Может, не проповедь. Может, захочет расспросить поподробнее, что Тютя на других станциях видел. А может, Инженер его и на Орджоникидзе пропустит. А то, чувствую, сам Приблажный отсюда так просто уже не уйдет. Не стрелять же в убогого через решетку. Да и патронов жалко… * * * Едва Бульба удалился, все внимание Тюти переключилось на Илью. — Колдун? — заговорил он, прижавшись к решетке так, словно намереваясь продавить сквозь прутья голову. — Тебя назвали Колдуном. Ты из Аэропорта, да, дяденька? Тютя слышал о тебе. Ты за метро живешь. Один. С могилками. С мертвецами. С мертвой супружницей и мертвым сыночком. — Заткнись! — Неожиданная осведомленность Приблажного и бестактность, которую мог позволить себе только безумец, застали Илью врасплох. — Ты тоже живешь неправильно, дяденька, — назидательно заявил Тютя. — Злостью живешь. Местью живешь. Людей сторонишься. И тебя за то тоже кара ждет. Если Тюте не внемлешь, если Тютю не послушаешь. — Еще чего не хватало! — буркнул Илья. — Сумасшедших всяких слушать… Тютя тихонько захихикал: — Тю на тя! Тютя не сумасшедший. Он Приблажный. А вот ты сам Колдун… Скажи, в своем ли ты уме? Дома у себя возле могилок спишь. С мертвецами, наверное, разговариваешь. А? Разговариваешь? — Я сказал, пасть закрой! — У-у-у, на Тютю-то легко кричать, дяденька. Тютю легко обижать. Только ведь от казней египетских это не спасет. — От чего, от чего? — нахмурился Илья. — От каких казней? — Было уже такое. Записано было, — скороговоркой затараторил Тютя. — И то, что было записано, повторяется снова. Вода в кровь превращается. Лягушки выходят из рек и заполняют жилища. Мошка облепляет людей. Песьи мухи жалятся. Скот гибнет от мора. Язвы и нарывы идут по телу. Гром гремит, буря бушует, и огненный град низвергается на землю. Саранча наступает. Тьма накрывает мир человеческий. Первенцы гибнут… |