Книга Леонора, страница 16 – Кэтрин Феллоуз

– Боже милостивый! Чем это так противно пахнет?

– Это мазь, – вздохнула Леонора.

– В жизни не знала более жуткого запаха!

– Это мазь для лошадей.

– Леонора! Ты что, втирала ее себе в кожу?

– Только в колено. Мне уже не так больно. Это моя кобыла ударила меня о фонарный столб.

– Вечером мы должны быть у леди Нетерби, а от тебя будет нести этой гадостью!

– Но если бы я не намазала колено этой мазью, я вообще не могла бы ходить, – возразила Леонора и сделала пару шагов по комнате. – Все будет в порядке, если только меня не пригласят на котильон.

– Однако ты все же сумела войти в дом! – заметила Мария.

– Этому злосчастному типу пришлось мне помочь, – сказала Леонора, вынужденная признать участие лорда Эверарда. – Извини, что мы оставили вас, но серая просто рвала поводья у меня из рук. Мне пришлось повозиться, чтобы усмирить ее.

– Леонора! Что еще за злосчастный тип?

– Лорд Эверард.

– Леонора, неужели ты его оскорбила? Миссис Бруммель считает его самым влиятельным в Лондоне человеком! Кроме того, он друг мистера Рошфора, и мне самой он кажется в высшей степени приятным молодым человеком.

– Он подтрунивал над моей лошадью, вот и все!

Она продолжала раздумывать о тайне лорда Эверарда, без энтузиазма одеваясь к вечеру у леди Нетерби. Обычно она с нетерпением готовилась к балам с танцами, но сегодня, хотя уже могла ходить не прихрамывая, была неспособна танцевать. Собрав волосы на затылке, она состроила гримасу своему отражению в зеркале. Полгода назад ей казалось пределом мечтаний оказаться на лондонском балу, и сейчас она устыдилась своего раздражения. Ее усеянное блестками платье сияло в свете свечей, ожерелье из жемчуга, подаренное отцом на Рождество, мягко светилось в зеркале, и, внезапно почувствовав свою вину, она поспешно вдела в уши серьги из жемчуга.

Повинуясь внезапному импульсу, Леонора пошарила в ящиках комода и нашла там букетик искусственных цветов, которые когда-то украшали ее капор. Матерчатые лепестки поблекших цветочков трогательно повисли, и она ласково погладила их, а потом решительно сунула букетик за раму зеркала. Пусть он служит ей напоминанием о тревогах матери за будущее своих дочерей, когда они проводили дни в уединении Ревелл-Хауса, и о радости отца, что он смог предоставить им возможность провести сезон в Лондоне.

Леонора решила забыть о графах-разбойниках и сосредоточиться на исполнении заветной мечты леди Констанс увидеть замужем за достойными джентльменами обеих дочерей. Мария уже выполнила свой долг, а Леонора с тревогой помнила, что не за горами уже двадцать второй год ее рождения. Недоброжелатели готовы причислить ее к старым девам, из которых многие проводили безуспешно уже третий, а то и четвертый сезон.

Она мысленно перебрала в памяти всех мужчин, которые оказывали ей знаки внимания. Хотя их было немало, результат оказался для нее плачевным: среди них не было ни одного, кто нравился бы ей настолько, чтобы оказать ему предпочтение. Она представила себе назойливого мистера Экклестона с его постоянным шмыганьем носом. О господи! Когда-то за ней всерьез ухаживал сэр Марк Финчли, казавшийся самым завидным женихом, но сейчас ей было безразлично, кого он поведет к алтарю.

Леонора снова попробовала ходить, но еще раз убедилась, что танцевать сегодня не сможет, и с унылым настроением, захватив бархатную накидку, пошла искать леди Констанс.

Они прибыли на бал с некоторым опозданием, и еще из холла Леонора услышала плавные звуки вальса и легкое шарканье туфель по паркетному полу. Сидеть у стены вместе с вдовами и дурнушками было сущим мучением. Она любила танцы и знала, что движется очень легко и грациозно, что давало ей возможность показать себя в более выгодном свете.

Мистер Рошфор увел Марию танцевать, отец с Саймоном присоединились к знакомым мужчинам, и, когда леди Констанс встретила еще одну из своих давних подруг, Леонора оказалась в одиночестве. Стараясь выглядеть беззаботной, она огляделась вокруг и увидела, что к ней направляется лорд Эверард. На ее настороженный взгляд он ответил веселой улыбкой.

– Вы удостоите меня согласием танцевать со мной следующий вальс, мисс Ревелл?

– Вы отлично знаете, что я не могу сегодня вальсировать! – отрезала она.

Он присел рядом и задумчиво произнес:

– Любопытно знать, откуда у вас такие шокирующие манеры. Ваша матушка кажется образцом светской вежливости, и я не могу допустить, чтобы она не передала своим дочерям свойственное ей качество. Хотя относительно Марии я затруднился бы судить. Трудно уличить в отступлении от правил приличий девицу, которая почти всегда молчит.

– Если уж мы заговорили о шокирующих манерах, думаю, мои не хуже ваших! Вы уже второй раз выражаете пренебрежение к Марии в ее отсутствие.

– Вы ошибаетесь, – возразил граф. – Я отношу ее молчаливость к добродетели. Если бы девицы, которым нечего сказать, не давали волю языку, мы были бы избавлены от необходимости выслушивать скучнейший вздор. Вы слишком быстро делаете заключения… как и ваша серая кобылка, такая упрямица!

– Никакая она не упрямица! – вспылила Леонора. – Просто она боится уличного движения…

Граф вскинул брови, изображая вежливое недоверие.

– Я поеду на ней кататься завтра до завтрака, когда на улицах не так много экипажей.

– Отличная идея. Если бы вы и сегодня так поступили, сейчас ваше колено было бы в полном порядке.

Леонора намеревалась возразить, но к ним приближалась леди Констанс, и ей пришлось обуздать свой темперамент. Граф почтительно приветствовал ее мать, после чего удалился.

Леонора грустно смотрела, как он присоединился к кружку мужчин, окружавших Кэтрин Харфорд, а затем появился об руку с ней. Выходит, он дожидался появления этой красотки!

На самом деле она была несправедлива к графу. Увидев ее сидящей в одиночестве, он поспешил прийти ей на помощь. Справедливо решив, что поднять ей настроение можно только словесной перепалкой, он намеренно ее подкалывал, после чего, уверенный, что теперь она весь вечер продержится в этом состоянии, оставил на попечение леди Констанс. Тем временем ему доставило удовольствие умыкнуть мисс Харфорд из-под носа ее обожателей. Она заигрывала с графом, проявляя подлинный артистизм в использовании своих густых ресниц, который вызывал в нем улыбку. Он постоянно подвергается такой изощренной игре, но, если ей угодно играть с ним, он нисколько не возражает. Его заинтересовало, насколько далеко могут завести эту девушку ее понятия о приличиях, и под предлогом духоты в зале он увлек ее на крытую веранду.

– Зачем мы пришли сюда, милорд? – улыбнулась Кэтрин.

– В поисках свежего воздуха. Разве вам не кажется, что в зале душновато? Думаю, наша хозяйка не станет возражать, если мы откроем одно из окон. – Между тем он открыл дверь и протянул Кэтрин руку. По той готовности, с которой она вышла на веранду, он понял, что она не в первый раз готова флиртовать. Она остановилась под зажженным канделябром, и граф задернул штору, чтобы их не было видно со двора.