Онлайн книга «Легаты печатей»
А по фронту невиданного воздушного цунами, бок-о-бок с двутелым человеком-акулой, истово вились золотые пылинки: плясали в луче, превращая стихию в стихию, не давая творимому выйти из повиновения – сыновья Желтого Змея Кейнари подчинялись танцу обезображенной бирманки-наткадо, бывшей посудомойщицы занюханного бара, для которой сейчас не было пределов и расстояний. Мгновением позже бесплотные ладони исполина сошлись в хлопке, расплескались фонтаном вселенского безумия, и град смертоносного металла ударил по рукотворным гнездам, откуда еще неслись на Город безумные осы с вакуумными жалами. И треснувшее небо смеялось драгоценным оскалом. …я перевел дыхание и откинулся на спинку стула, подчиняясь ритму озноба. Что будет дальше, я знал заранее. Экран расплывался перед глазами мерцающим маревом, вынуждая моргать, застилая взгляд слезами. Искусство требует жертв, наука требует жертв, истины, пророки, правды и кривды – все они упрямо требуют жертв, учиняя драку из-за каждого лакомого кусочка; и проклятая реальность, расширяясь, обрастая слоями, тоже требует жертв – одни жертвы ничего не требуют, потому что понимают: безнадежно. Жертвы платят назначенную цену, кто – молча, кто – сопротивляясь до последнего, и я уплачу свое сполна, на миг единый развязав себе руки… Мне никогда не верили, когда я говорил, что люблю счастливые финалы. Никогда. И сейчас не верят. Вытираю лицо тыльной стороной ладони и придвигаю клавиатуру. Времени оставалось в обрез. III. Credo …И чем дальше мы шли по пустой, замершей в предзакатной тишине улице… – Ост-тальное ты понимаешь, – Игорь вздохнул, устало потер лицо рукой. – Связывался я с тобой п-по лаптопу, благо Интернет есть всюду, даже на здешнем постоялом д-дворе. – Поэтому сеансы связи и были раздельные, – кивнула я. – Д-да. Я действительно филолог, занимался фольклором и н-немного мифологией, учился в Праге у Буриана. М-магистр. Он улыбнулся, но это была не егоулыбка. Маг стал другим – с того самого мгновения, когда мы перешагнули через разбитый бетон баррикады. Словно то, что было между нами в эти невероятные дни… …И чем дальше мы шли по пустой… – А как же твои внуки, Девятый? – как ни в чем не бывало, поинтересовалась я, надеясь пробить страшную стену, что росла между нами с той минуты, когда мы сделали первый шаг. К далекому острову? В никуда? Не егоулыбка, не егоголос… – В-внуки… – Маг задумался. – У меня двое внуков, Ирина. Я н-немного старше, чем выгляжу. Одно из п-приятных следствий наших, как выразился бы господин М-молитвин, экспериментов. Боссы д-делают на этом безумные деньги – представляешь, сколько за т-такое заплатит какой-нибудь старикашка-миллиардер в Нью-Йорке или К-куало-Лумпуре? Кое-что перепадает и нам, г-грешным. И тебе, думаю, перепадет! Ты ведь теперь – Двенадцатый! …И чем дальше мы шли… – Расскажи еще о твоем острове, Игорь! – Н-ничего особенного. Я арендовал его т-три года назад, случайно – подвернулась п-премия… И вдруг я поняла. Странно было бы не понять! Игорь был не здесь, не со мной. Мы оба прошли одинаковую подготовку. Очень хорошую подготовку! Вот так же я гуляла с ним под руку в ту дикую ночь, когда хотелось одного – вытрясти душу из ублюдков, посмевших угрожать моей девочке. Гуляла, улыбалась, шутила… Я была не с ним. И теперь бумеранг вернулся. Девятый, мой добрый всепонимающий босс, сероглазый парень, чей возраст – видимость; чьи губы… Он был не со мной, и стена, страшная стена отчуждения все крепла, одевалась железобетоном. Еще немного – и не будет ничего, даже если впереди маячит остров с ушастым идолом. Игорь уходил, оставалась лишь знакомая маска, знакомый голос, смех… Уходил навсегда. Совсем. – Игорь! Погоди! Он остановился. Серые глаза улыбались – и не видели меня. – Игорь! Очнись! Это я! На миг в его глазах промелькнуло что-то живое, настоящее. Боль. Невыносимая боль, которую не выразить словами, не выкричать. – Игорь! Послушай! То, что было – было. Ты мне ничего не должен, понимаешь? Ничего! Если хочешь – останемся просто друзьями. Или коллегами. Вчера был жуткий день, и позавчера – тоже. Мы можем забыть… Боль плеснула из глаз, и он наконец не выдержал. Тонкие губы дрогнули, на лбу скомканной неровной нитью обозначилась такая неожиданная морщинка. – Стрела! Мы не м-можем остаться друзьями, Стрела! Я н-не имею права т-тебе лгать! Не имею! Это хуже, чем смерть! – Ты… женат? – брякнула я первую же пришедшую на ум глупость. Слишком поздно я сообразила: глупость – самое дорогое, что есть на свете. Слишком многим приходится за нее платить. Его лицо стало серым. Глаза закрылись. Голова откинулась, и вдруг мне показалось: передо мной – умирающий Ворон. Уходящий навсегда старик, знающий, что не сможет помешать Дьяволу. Nevermore. – Я… Я н-не женат, Ирина! О таком в-врать – подло. Дело в д-другом… Голос не слушался. Я попыталась взять его за руку, но он вырвался, дернул плечом: – В-все равно! Ты узнаешь, и лучше – от м-меня. Лучше – сразу. Слушай! Только не п-перебивай, пожалуйста! Пожалуйста! Он не просил – умолял. Так молят о пуле, когда впереди – многочасовая агония. – Вчера… И д-днем раньше… Г-говорить тебе не имело смысла, мы и т-так были у грани – и ты, и я. П-перед смертью – зачем?.. Я м-мог бы врать тебе и дальше. Спрятать д-документы… Но это было бы еще отвратительней. Всю жизнь? Н-нет!.. Внезапно его лицо стало другим – внешне спокойным, равнодушным. Глаза потухли, голос зазвучал тихо, монотонно. Словно ему было уже все равно. – Т-три недели назад я получил приказ. С самого в-верха, я даже не знаю, от кого. П-приказ касался тебя. П-первое. Я должен был решить, способна ли т-ты работать дальше. Ты в этом г-городе около пяти лет, это – предельный срок. Второе. У руководства в-возникли подозрения, что ты – двойной агент… Я кивнула – и удивилась. Те, с самого верха, абсолютно правы. Азбука оперативной работы! Почему тогда он нервничает?! – Если я решу, что т-ты не можешь дальше работать, или что ты – двойник, я буду обязан т-тебя ликвидировать. Лично! |