Книга Очарование страсти, страница 17 – Джейн Арбор

— На меня не обращайте внимания, — быстро сказала Лин. — Если вы меня высадите на станции…

— Но я тоже еду в клуб, нужно какой-то ужин там приготовить, — вступила в разговор Мэри. — Может быть, составишь мне компанию и поедешь на следующем поезде, если есть еще поезда?

— Есть последний, который уходит в девять.

— Ты не была в Дигбете целую вечность. Прошу тебя, поезжай на этом поезде, — умоляла Мэри.

— А можно и по-другому, — предложил Уорнер. — Я могу отвезти вас прямо в Бродфилд после занятий.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала Лин, хотя сердце ее сильно забилось при мысли, что она могла бы еще немного побыть в этой дружеской атмосфере, которую создало для нее волшебство Эмберли. — Этот поезд вполне удобен для меня, и к его прибытию всегда подходит наш автобус из Бродфилда.

Она не знала, согласился ли он с ней или остался при своем предложении, потому что в этот момент Деннис стал обсуждать, как им ехать.

— Если ты и мистер Бельмонт поедете вперед в его машине, мне бы хотелось, чтобы Мэри заглянула к миссис Бейнер посмотреть, не надо ли ей чего-нибудь, раз они собираются положить Джонни в больницу чуть ли не завтра.

Выяснилось, что это устраивает всех, и Лин, взглянув на часики, сказала, что ей пора идти укладывать свой чемодан. Деннис пошел к себе в кабинет, чтобы собрать кое-какие бумаги, которые нужно было отвезти в клуб, а Мэри и Уорнер остались у огня.

Только один раз по дороге в Спайрхэмптон Уорнер задал неожиданный вопрос, хотя и непринужденным юном:

— А вы мне говорили, что собирались привезти Дринана сюда, в Эмберли, на эти выходные?

Удивленная Лин ответила:

— Нет. Просто как-то речь не заходила.

— Да ведь мы говорили о нем, — напомнил он ей.

— Да, но… — Она замолчала, не зная, что сказать, потому что этот внезапный вопрос смутил ее, и остаток пути она ломала себе голову над тем, какое же значение могло иметь ее сообщение, если бы она его и сделала.

Уорнера Бельмонта с нетерпением ждали в клубе. Он переоделся в белый свитер с застежкой у горла и фланелевые брюки и стал чуть ли не таким же стройным и гибким, как и мальчишки, обступившие его, когда он, сидя на краю стола, вел с ними предварительную беседу, рассказывая и показывая инструменты фехтовального искусства.

Лин сидела у самовара, задвинутая длинным импровизированным столом на козлах, и слушала его голос, с легкими, дружелюбными интонациями, время от времени прерываемый громким хором: «Да, сэр», «Да, сэр», — это гомонили десяток собравшихся вокруг него мальчиков. Она была удивлена этой новой стороной его характера. Он, внешне такой строгий и недоступный, оказывается, мог вызвать расположение и доверие при первой же встрече.

Мэри стояла у подноса с горой бутербродов и булочек, осаждаемая голодной толпой мальчишек, только что закончивших тренировку по боксу. Деннис сидел в дальнем углу среди группы мальчиков, которым он показывал, как вязать морские узлы. Лин была еще ничем не занята, как вдруг сообразила, что сейчас клиенты Мэри прибегут к ней за чаем, и приготовилась к набегу, но в этот момент зазвонил телефон в маленькой комнате за ее спиной, и Деннис крикнул:

— Лин, если ты свободна, возьми трубочку, пожалуйста!

Лин кивнула и выбралась из-за стола. В трубке послышался голос — женский, явно культурный.

— Это Дигбет-клуб, наконец? — Собеседница была почему-то немного раздражена.

— Да, это Дигбет-клуб. Кто говорит? Чем могу быть полезна?

— Насколько я поняла, это должен быть клуб мальчиков. Кто вы? Уборщица или кто? — требовательно допрашивал голос.

Лин не удержалась и хихикнула:

— Нет, я не уборщица. Скорее «кто». Я здесь помогаю кормить мальчиков. Но мистер Дорн здесь. Если вам нужно поговорить с ним, пожалуйста, назовите ваше имя.

— Мне не нужен мистер Дорн. Мне сказали, что мистер Уорнер Бельмонт должен быть в клубе, и он мне нужен. Скажите ему, пожалуйста, что мисс Адлер хочет поговорить с ним.

Это было не столько просьбой, сколько командой, и Лин пришлось проглотить свое неприятное впечатление, особенно когда последовало:

— И пожалуйста, поскорее.

Лин показалось, что вся поспешность была просто следствием нетерпеливости мисс Адлер.

Когда Уорнер Бельмонт подошел к телефону, он не закрыл за собой дверь комнаты, и Лин, начавшая разливать чай, стала невольной слушательницей разговора, хотя и с одной стороны. Вначале он долго слушал — видно, в ухо ему лился нескончаемый поток слов, потом он спокойно сказал:

— Моя дорогая, ты ошиблась. Мы с тобой на сегодня ничего не планировали. Я уже довольно давно знал, что у меня будет здесь тренировка, а я всегда твердо помню дни и числа.

В ответ на что-то, сказанное мисс Адлер, он засмеялся и ответил:

— Но, Ева, дорогая, я и раньше знал за тобой подобные проделки. Боюсь, что на этот раз ты делаешь то же самое. Разумеется, я очень сожалею, что ты разочарована.

Потом:

— Ну, раз уж ты вся разодета, то почему бы тебе не дождаться меня дома? Пусть Пэтри подаст тебе что-нибудь выпить, и мы поедем туда позднее, если тебе так хочется.

После ее ответа он посмотрел на часы и сказал:

— Нет, боюсь, это будет намного позднее. Мне надо будет еще переодеться, и еще я должен отвезти в Бродфилд одну из наших сестер, которая сейчас помогает нам здесь, ей нужно успеть обратно к ночи.

Его последней репликой было:

— Ну хорошо, Ева. Думаю, что это не последний раз, верно ведь? Съездим в другой раз. — И он повесил трубку.

А Лин, непонятно почему, почувствовала какое-то унижение. Наверное, из-за своего невольного подслушивания и из-за этого небрежного, безличного упоминания о себе как об «одной из наших сестер». Глупо, конечно, обращать на это внимание. Тем не менее она именно это и делала, и этим как бы ставила себя в недостойное и неравное соперничество с Евой Адлер за внимание Уорнера Бельмонта.

Видно, эта Ева была кем-то, кто имел большие права на него. Лин же не могла рассчитывать на большее, чем обещание, нарушить которое ему не позволит его хорошее воспитание. «Одна из наших сестер» — о, как это обидно звучит!

Она постаралась скорее забыть остальную часть разговора. В конце концов, это не ее дело — не должно быть ее делом! — что манера Уорнера говорить с Евой казалась проникнутой мягкой снисходительностью мужчины к капризу любимой женщины. Это было что-то глубоко личное, что не открывают посторонним, чувствовала Лин. О, если бы, если бы только она не услышала это!

Когда он подошел, наконец, к ней и спросил, готова ли она, она изо всех сил попыталась отговориться от поездки с ним. Но ее поезд ушел, как он прекрасно знал, и потому отмел все ее отговорки с присущей ему резкостью.