Онлайн книга «Миры Стругацких. Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар»
|
— Всегда полагал, что знаю вашу историю. Гур Сочинитель замечательно изложил ее в своей книге. — Да, «Румата и Окана»… Любовь одной ночи, злодей, замученная красавица и герой — один против всех. Не так это было, совсем не так… Впрочем, кто бы поверил в любовь благородного дона и рыжей девчонки… — Вы забываете, я видел вас… и Киру… И немного понимаю в людях. — Да, простите… Уважаемый Гур в общем-то прав. Во всем, кроме одного… Когда любимый человек умирает у тебя на руках — прежде чем мстить, ты вначале сделаешь все, чтобы спасти его. Я был пилотом, нас многому учили. И что делать с раненым до подхода спасателей — тоже. * * * …Одному не учили — как делать это, не прекращая фехтовать. Он поддерживал тоненький огонек жизни и рубил нападавших. Давно уже насмерть, без дураков. Впрочем, монахи тоже плюнули на инструкции. Румата перестал считать арбалетные стрелы, вонзающиеся в него. Да только много же стрел понадобится, чтобы остановить сильного человека, знающего, в чем его цель. Стоя уже на одном колене, прикрывая Киру собой, Румата заорал в сорванный со лба передатчик: «Помощь посылайте, черт побери! Здесь человек умирает!!!» …Не так он представлял себе возвращение. Никто не звал его в рубку, оба были страшно слабы — но они были вместе. И оттого Румата был по-настоящему счастлив. Оказаться наконец на Земле, дома, вспоминать вкус земляники и запах родного города, слышать крики стрижей в вечернем небе… Пройтись по Невскому… А еще рядом была Кира — и он видел планету ее глазами. Все люди казались прекрасными и отчего-то не совсем настоящими. Не хватало чего-то очень важного, что делает человека настоящим, живым. С красотой все объяснялось просто: «следов оспы не имеет» — особая примета в Арканаре. А вот ненастоящесть… Только спустя несколько месяцев Антон понял, чего ему не хватает. Запахов. Самых обычных человеческих запахов. Пота, мочи, перегара. Но в общем-то, все это не имело значения. Они были на Земле, вместе, живы. И он был счастлив — и не замечал пока этих новых взглядов, поспешно опущенных глаз… И Кира была счастлива. Только лишь однажды, в самом начале, горько прошептала: «А я думала, ты дворянин!» Долго пришлось объяснять тогда Антону, что все люди рождены равными. А реморализация? А что реморализация? До реморализации еще целый месяц, и вообще: «Абсолютно безопасная однократная процедура. Всего пара часов, и вы почувствуете себя намного лучше». Потом — большое заседание Совета. Просматривались многие часы видеозаписей. Особое внимание уделили последнему совещанию в Пьяной Берлоге. * * * — Вы тогда уже спали… А мы пытались решить что-нибудь — поспешно и глупо. Вот я и предложил осмотреться и снова собраться через неделю… Эту неделю мне и попомнили — как полную профессиональную несостоятельность. «Вы должны были действовать немедленно, решать самостоятельно, по обстоятельствам… Вы — резидент». — Они ошибались? — Нет. Александр Васильевич… Дон Кондор…. он сейчас директор Института… пристроил меня на совершенно бумажную работу. Обрабатывать данные. Словом, в плане профессиональном — конец. Пробовал написать о том, что с нами было… Книгу… Что-то типа «Тяжело работать богом»… Пошли отклики… От «вы хороший парень, но…» до… Эта статья запомнилась ему особенно четко. «День первый он начинает с изготовления фальшивой валюты с последующим сбыванием ее преступным элементам, заканчивает визитом по бабам и приходит домой в стельку пьяным. Но это еще ничего — вторым вечером он возвращается избитым до посинения в результате задержания. Вечером же дня третьего попытка арестовать его любовницу приводит к гибели большого количества людей». — Это ложь? — Чистая правда. Мы занимались и этим, занимались вещами и похуже. Взявшись чистить нужник, трудно рассчитывать на чистые руки… Словом, идея не прокатила. Плюс проклятая болезнь… Словом, я стал отдавать все больше времени и сил Кире. Так меня тронуло это ее наивное «хочу быть такой же умной, как ты». * * * …Начинать в 18 лет — дело почти безнадежное. Школа. Десятилетний курс — в три года. Потом Гейдельберг… — Какой факультет? — Космобиология. Кира брала упорством. Целеустремленностью. Колоссальной работоспособностью и трудолюбием. Черными кругами под глазами. Антон помогал ей по мере сил. Кира уставала. Часто она просила лишь одного — оставить ее в покое. Он и оставлял. А однажды вдруг обнаружил, что не понимает, о чем она говорит. Кира рассказывала ему о том, что они делают в университете, но это уже лежало за пределами его понимания. Их дом… Поначалу он сверкал чистотой так, что кибер-уборщик как-то разрядился от неупотребления. Кира даже готовила еду сама, чем вызывала жуткую зависть знакомых. Потом времени стало не хватать, пришлось снова переходить на Линию Доставки. Дом был завален пылью, а глупый кибер никак не мог уяснить, что разбросанная повсюду неопрятная бумага — не мусор. Пару раз на Антона накатывала паника — убрать, привести все в порядок, вернуть Киру… А потом на кошачьих лапках подкралось одиночество. Им некогда и не о чем стало разговаривать. Он не понимал биологии, ее не интересовали переводы с ируканского. — Я узнавал, в такой ситуации часто помогает завести детей… Но вот детей-то у нас быть и не могло. Генетическая несовместимость. Встречается в восьмидесяти процентах случаев. Доктор Будах грустно покивал. * * * Первое время к ним часто заходили. Друзья, знакомые… За шесть лет большинство нашли себя, остепенились, гитарный перезвон сменился разговорами о работе. На таких встречах Антон все чаще мрачнел. Иногда — рассказывал, с каким-то извращенным удовольствием разглядывая вытягивающиеся, разом бледнеющие лица. Спасала Кира — легкий, славный человечек. Да и гостям было легче общаться с нею — о знакомых и понятных вещах, чем с Руматой — с его жуткими воспоминаниями и висельным юмором. Общее мнение выразила одна из сотрудниц Киры. Антон вернулся домой как раз в тот момент, когда она, тряхнув хорошенькой головкой, гневно произносила: «И я не понимаю, как наша Кирочка может жить с этим дикарем». Все чаще Киру звали одну. В таких случаях Антон вылавливал Пашку, и они уходили в Мирза-Чарле пить пиво в «Микки-Маусе» — баре-музее Юрковского. Последнем баре на Планете. …Пашке было тоскливо… Он уже знал, что где-то за полночь Антон посмотрит совершенно трезвым глазом и непременно вспомнит: — Ах да, Пашка, а как там Анка? Как-то Пашка передал ему приглашение в только-только создававшуюся бард-группу. Приглашал Фред Орлов — тряхнуть стариной и «сбацать что-нибудь эдакое». Две недели Антон, приглушенно матерясь, перебирал струны отвыкшими пальцами. |