Онлайн книга «Наследники Скорби»
|
— Чего крутишься — блохи, что ли кусают? — Ихтор придвинул дурочке миску с хлебовом. — Ешь. — Да где же радость-то моя? — Блаженная тревожно озиралась, едва сдерживая слезы. — Что ж не идет? Остынет же все! — Послушай меня, — целитель развернул дурочку к себе. — Радость твоя — наузник. Он днями спит, ночью мертвых упокаивает. И сейчас, поди, дрыхнет, не вспоминает про тебя. Ешь. Голодом тут никого не морят. Светла сморгнула слезы и взялась за ложку. Но ела медленно, через силу. Наконец, вскинула на целителя полные тоски глаза и спросила с мольбой в голосе: — А пойдем, пригожий мой, его проверим, а? Вдруг захворал? Ой, с лица был бледен… "Ума б тебе", — в сердцах подумал крефф, но промолчал, выразительно поглядев на миску с похлебкой. Глупая вздохнула и продолжила есть. А у Ихтора в голове не укладывалось — с чего девка решила, что самому жестокому креффу, привыкшему к такому, от чего у другого рассудок вскипит, нужны ее забота и ласка? Донатос к первому не привык, во втором не нуждался. Тем более от дурехи, у которой рассудок путался, и речи были бессвязные. Тем временем блаженная с горем пополам закончила трапезу, облизала ложку и сунула ее в карман своего потрепанного латаного-перелатаного кошеля. — Ложка-то тебе зачем? — удивился Ихтор. — Занадом, — важно ответила юродивая и сунула в тот же кошель ломоть хлеба. Лекарь пожал плечами, но говорить ничего не стал. Хочет — пусть возьмет. Натерпелась девка, мало ли какая придурь в ней из-за этого завелась. И крефф повел подопечную в мыльню, по пути объясняя, что к чему в Цитадели. Понимания не ждал, говорил скорее по привычке, но Светла слушала охотно и всякий раз кивала. Он рассказал ей, что на верхних ярусах живут наставники, и туда не надо ходить без надобности — двери в покои зачарованы. Рассказал о выучах и о том, что приставать к ним с беседами и разговорами не нужно. Предостерегал спускаться в подземелья, где запросто можно заплутать. Девушка вопросов не задавала, только теребила цветные нитки в волосах и улыбалась, соглашаясь со всем сказанным. Спустившись на нижние ярусы, целитель впихнул дурочку в каморку Нурлисы. — Бабка, ты тут? — громко спросил он жаркую темноту. — Кто тут тебе бабка, сморчок одноглазый? Чего разорался? — Хрычовка выкатилась из своего угла с чадящей лучиной в руке. Увидев диковинную спутницу креффа, старая едва не выронила светец и запричитала: — Ах вы, кровопийцы клятые, совсем очумели! Уж и юродивых на выучку тащите! Скоро одноногих и одноруких сюда волочь будете?! Нурлиса наступала на лекаря, тряся морщинистым кулаком. — Не блажи, — поморщился Ихтор. — Не выученица она. Приживалка. В логове оборотней подобрали. Целая, невредимая, но без ума. — А чего ко мне приволок? У меня тут медом, что ли, вам всем намазано? — быстро сменила праведный гнев на привычную склоку старуха. — А ежели она упрет чего? — Да уймись уж… — осадил ее мужчина. — Помыться ей с дороги надо. Да голову проверь — не завшивела ли. Вода-то чемеричная есть у тебя или принести? — Все у меня есть, — недовольно пробурчала бабка. — Иди уже отсюда, упырь. Да далеко не ходи. Помоется — заберешь. Мне, что ли, по Цитадели с ней шоркаться? — Заберу. Со мной переночует сегодня, — не подумав, ляпнул Ихтор. Бабка не упустила случая истолковать все на ей одной свойственный лад: — Ополоумел, нечестивец? Девочку горемычную!.. Лекарь зло сплюнул: — Совсем из ума выжила?! Мой девку, переодевай, чтобы через треть оборота она вот тут стояла. Чистая. — Бабушка, миленькая, ты не бойся, не обидит он меня, — голосок Светлы жалобно прозвучал в напряженной тишине, — хороший он. Нурлиса оглядела скаженную с головы до ног и проскрипела: — Хороший… нет тут хороших. Заруби себе на носу. Ни единого. Блаженная покачала головой: — Души у них черствые. Но не злые. Вот свет мой ясный — разве ж он плохой? Он об людях печется… Старуха прищурилась: — Какой еще свет? — Как какой? — вздохнул Ихтор, устало потирая изуродованную глазницу. — Известно какой. Ясный. Вестимо — Донатос. Только он сказал — пришибет, ежели еще раз увидит. Так что пусть моется и у меня ночует. Бабка испуганно заохала, ковыляя к сундукам с утирками и одежей: — Ой, дуреха, почто ты к этому лютому суешься? Забудь про него. Огонь — не вода, охватит — не выплывешь. Не лезь уж. Светла упрямо кусала губы и молчала. Ихтор же незаметно вышел, не желая более пускаться в пререкания. — Ты не стесняйся, милая, меня, — заворковала Нурлиса, едва только они остались одни. — Идем, идем… И она повела блаженную через дальнюю дверь в мыльню. — Рубище свое снимай да мойся. А я пока одежу чистую поищу. Эх, горе, где ж мне рубаху-то тебе девичью взять, одни порты… Скаженная тем временем, не стесняясь незнакомой старухи, сбросила грязное платье и осталась нагой. Бабка исподволь оглядывала стройное молодое тело — мягкое, нежное, с высокой полной грудью, покатыми бедрами. Красивая девка, жаль, без ума в голове. — Как же ты в логовище-то жила? — причитала Нурлиса, вынимая узловатыми пальцами из кудлатой головы дурочки обрывки тряпиц, перышек и шишек. — Хорошо жила, бабушка, — часто-часто кивала блаженная. — Хорошо. — Хорошо, говоришь? Как же тебя не загрызли? — пытливо заглядывала в безумные глаза старуха, уже заприметившая, что на шее Светлы нет никакого, даже самого нищенского оберега. — А чего меня грызть? — улыбнулась скаженная, — я ж не семечки. И, мурлыча что-то про себя, девушка начала намыливаться. Бабка же взялась собирать ее тряпье. Однако едва старуха собралась кинуть узелок с одеждой в печь, как юродивая кинулась коршуном: — Ты что делаешь, родненькая?! Как же я без одежы ходить-то буду? — Дык какая ж это одежа? Рванье одно, — опешила Нурлиса, — вон я тебе и рубаху приготовила. — Не надо мне новой! Некрасивая она! Моя лучше, вон какая срядная! — блажила девка, вырывая из рук истопницы свои нехитрые пожитки. — Не забирай, бабушка! — Тьфу ты, Хранители прости! — махнула рукой та. — Вон корыто возьми, стирай свою ветошь, а пока не просохнет, будешь ненарядная ходить. Пока дурочка плескалась да полоскалась, Нурлиса успела задремать и не услышала, как девушка вернулась, неслышно прокралась к сундуку, достала из него кусок доброй холстины и сунула его под стопку своей стиранной одежды. * * * — Иди, иди, — Ихтор подтолкнул блаженную в спину. — Чего застыла? |