Онлайн книга «Наследники Скорби»
|
У Беляна дрожали руки, когда он поднимал с земли брошенный ему девушкой заступ. И лицо все ходило мелкой дрожью. Мягкая лесная земля поддавалась легко. Пленник копал яростно и торопливо, боясь оглянуться на двоих Охотников. Страх бился в животе тугим клубком, и сердце колотилось так, что в глазах темнело. Парень уже по пояс зарылся в землю, когда на него сверху упала тень. Он испуганно вскинулся, щурясь против солнца. — Это тоже Серый? — спросила она. Белян сглотнул застрявший в горле комок: — Я не знаю наверняка… но наши бы не стали… — сказал он. Девушка наклонилась, сгребла его за грудки и дернула вверх: — Не стали? НЕ СТАЛИ? И она трясла пленника, словно тощее деревце. — Зачем нам?! — испуганно выкрикнул он. — Лесана… Тамир отцепил ее от парня. — Оставь. Он-то тут при чем? — Мы сторонимся Серого. Он бешеный… Зачем нам Охотники? А он выманивает вас в леса. И оберег этот — нарочно! — Заткнись и копай, — посоветовал колдун. Девушка перевела взгляд на спутника: — Этот урод убил обережника. Не просто убил. Схватил и мучил. — Его ели, — спокойно сказал колдун, — выцедили до капли. Крови не осталось. Эти слова упали в тишину леса, и Белян судорожно всхлипнул, уткнувшись лбом в кромку могилы. * * * Полностью Клёна так и не оправилась. Хотя окрепла. Однако голова часто болела, а к вечеру начинала кружиться. Обережники разъехались, и девушка осталась предоставленной самой себе. Полян отправился в отдаленную весь, откуда прислали вестницу, Фебр повел обоз до соседнего города, Орд приходил с треб поздно вечером, ел и замертво валился спать. Дни тянулись для Клёны однообразные и монотонные. Она немного округлилась. Зажили синяки и ссадины, и однажды вечером целитель, осматривая ее, заключил: — Фебр вернется — можно будет тебя к бате отправлять. Теперь доедешь. Из всего этого Клёна услышала только: "Фебр вернется". И сердце в груди обмерло. А отчего, она не поняла. Вспомнила только, как на вторую седмицу, когда все еще под вечер лежала в полубреду, то забываясь тяжелым сном, то вновь выныривая в явь, услышала разговор обережников. Ратоборец говорил: — Надо отправить Клесху сороку. Сказать, что дом разорен, но девочка жива. — Нет у нас сорок лишних, — угрюмо отвечал Полян. — Нету. Нынче отправишь, а завтра тебя порвут и надо будет воя просить — и что делать тогда? — Дочь ведь… — мягко напоминал Фебр. — Вот потому, парень, мы тут и бессемейные все. Крефф твой не дурак, понимать должен. Девка жива. По осени отправим с надежным обозом, тогда пусть и возрадуется. А ныне нету сорок, послания ему сердечные слать. Ежели пойдет торговый поезд какой через Цитадель, можно передать писульку с ратоборцем. А сороками раскидываться нечего. — Да понимаю все… — вздыхал вой. — Так ведь жалко мужика, дойдет известие, что разорены Вестимцы… — Жалко. Но девчонка жива, рано или поздно увидятся. Тем радостнее будет. А Клёна про себя молилась: "Нет-нет, только не отправляйте сороку, не говорите ему…" И слезы душили, вставая у горла, но приходилось дышать ровно, чтобы не выдать себя. Девушка утыкалась головой в сенник, боролась с отчаянием и ничего так сильно не хотела, как навсегда остаться здесь — в Старграде. И вот, Фебр возвращается. Она ждала его, волнуясь неизвестно чему. Он приехал под вечер. Клёна сидела на крылечке, подставив лицо заходящему солнцу, и слушала, как квохчут беспокойные куры, гуляющие по двору. В воздухе пахло осенью. Сердце стискивала тоска. Привычно к вечеру болела голова. Когда ворота заскрипели, девушка не раскрыла глаз — нынче к Орду зачастили с требами, поди, опять пришли за настойкой или припарками какими. Однако стук копыт вырвал ее из задумчивого полузабытья, заставил разлепить веки и увидеть того, кого так ждала все эти дни. Фебр! Ратоборец улыбнулся ей белыми губами: — Что, птаха, перышки греешь? — спросил он и начал медленно заваливаться в седле. Клёна закричала так, что куры, чинно гуляющие по двору, порскнули в стороны. По счастью, возле конюшни оказался служка — молодой крепкий парень. Он ринулся и таки успел подхватить воя у самой земли. Хлопнула дверь избы — это выскочил Орд. В три прыжка преодолел расстояние и склонился над белым как снег обережником. Выругался и сказал: — В избу понесли! Мужчины тащили бесчувственное тело, а Клёна жалась к перилам крыльца, закрывая ладонями рот. Фебр был словно мертвый, а на левом боку плотная ткань черной рубахи набрякла от крови. — Ты не ходи! — бросил девушке запыхавшийся лекарь. — Напугаешься еще. Тут посиди. Но она не послушалась, зашла в дом, где на скамье Орд при помощи все того же служки разрезал ножом одежду ратоборца. — Ступай, воды из бани принеси, — отрядил парня лекарь. — Клёна, чего пришла? — Я… — она обмерла, глядя на распаханные острыми когтями ребра Фебра. Сглотнула. — Я помочь могу. А саму уже мутило от вида разверстых ран. И горница покачивалась перед глазами. — Ляг. Без тебя справлюсь. Зеленая вся, — отрывисто приказал обережник и полез в огромный ларь за чистыми холстинами. От дверей протопал служка с ведром воды. Клёна закрыла руками лицо. Видеть бесчувственное израненное тело оказалось выше ее сил. Она слышала плеск воды, треск разрываемых холстин и молилась Хранителям, чтобы все это не оказалось напрасным, чтобы он ожил, как в сказаниях оживают испившие живой воды. Только вот где взять воду ту? Хриплый стон ворвался в лихорадочную молитву. — Очухался? — зло спросил Орд. — Ты отчего перевязался так паскудно, а? Не учили тебя, что ли, припарки накладывать? Или трав с собой не было? Совсем сдурел? С распаханной бочиной верхом ехать? — Я… все сделал… — сипло ответил Фебр. — Воды… дай… — Поленом тебе поперек хребта, а не воды, — продолжил свирепствовать целитель. — Почему перевязался так паскудно, спрашиваю? Мозги где твои были? — Да хорошо я перевязался. И притерпелся уж. Дня два как подрали. Рана рубцеваться начала, я на телеге с обозными ехал, а тут нынче утром подумал — вроде и верхом можно. Не рассчитал… — Не рассчитал… Вот и ехал бы на телеге. Чего тебе неймется-то? — Да долго ж. Я обоз до Рявы вел, там и распрощался. Чего мне было оттуда на телеге тащиться сутки, коли верхом за день добраться можно? Кто вас знает, чего тут стряслось, пока меня не было… Лекарь в ответ только плюнул. — Все через одно место. Лежи, зашью. Рысь, что ли, тебя этак? |