
Онлайн книга «Воды слонам!»
— Как это — не беспокойтесь! — кричит он. — Верблюд, я… — Прекрати! И слышать не хочу. Ты хороший мальчик, и разве же я могу стоять и смотреть, как тебя спишут со счетов только лишь потому, что у этого толстого старого индюка нет времени? Нет уж, увольте. Так что будь добр, уважь старика и не мешай мне покуда. Стаза у него загораются. Я наклоняюсь, поднимаю его шляпу и счищаю грязь, после чего протягиваю ему обратно. Помедлив, он соглашается ее взять. — Ну, ладно, — угрюмо говорит он. — Разберемся. Верблюд подводит меня к фургону и велит подождать снаружи. Я прислоняюсь к одному из огромных колес со спицами и коротаю время, то выковыривая занозы из-под ногтей, то покусывая травинку. В какой-то миг я роняю голову на плечо и чуть не засыпаю. Верблюд появляется через час. Он пошатывается, в одной руке у него фляга, а в другой — самокрутка. Веки у него подрагивают, точно приспущенные флаги. — Это Граф, — бормочет он, указывая рукой куда-то себе за спину. — Он о тебе позаботится. Из фургона выходит лысый человек. Он огромного роста, шея у него толще головы, а пальцы и волосатые руки украшены размытыми зелеными татуировками. Он протягивает мне руку. — Ну, здравствуй! — Здравствуйте! — озадаченно отвечаю я, скосившись в сторону Верблюда, но тот уже зигзагами движется по хрусткой траве в сторону Передового отряда. И поет. Причем кошмарно. Граф складывает ладони рупором и подносит ко рту. — Эй, Верблюд, перестань! Поспеши лучше на поезд, пока он не ушел без тебя. Верблюд падает на колени. — Ох ты боже! — говорит Граф. — Обожди минутку, я сейчас. Он спешит к старику и легко поднимает его с земли, словно ребенка. Верблюд, хихикая и вздыхая, виснет всем телом на ручищах Графа. Граф доносит Верблюда до вагона, переговаривается с кем-то внутри и возвращается. — Когда-нибудь эта гадость убьет старика, — бормочет он, проходя мимо меня. — Если у него не сгниют кишки, он скатится под этот чертов поезд. Сам я к такому даже не притрагиваюсь, — бросает он мне через плечо. Я словно прирос к тому месту, где он меня оставил. Он удивляется: — Ты вообще идешь, или что? Когда поезд отправляется, я сижу, согнувшись в три погибели, под полкой в спальном вагоне, тесно прижавшись еще к одному рабочему. Он законный владелец этого закутка, но его удалось уговорить потесниться на часок-другой за только что заработанный мною доллар. Впрочем, он все равно ворчит, и я сижу, обхватив колени, чтобы занимать как можно меньше места. В вагоне царит запах немытых тел и грязной одежды. Полки навешены по три друг над другом, и на каждой непременно кто-то есть, а иногда и двое. Даже все места под нижними полками и то заняты. Парень, пристроившийся на полу напротив меня, комкает тонкое серое одеяло, безуспешно пытаясь соорудить из него подушку. Сквозь шум до меня доносится: «Ojcze nasz, ktorys jest w niebie, swiqc siq imiq Twoje, przyjdz krolestwo Twoje…» [3] — О Господи! — бормочет мой сосед и высовывает голову в проход. — По-английски говори, ты, поляк чертов! — Выругавшись он возвращается под полку, качая головой. — Один из этих. Прямиком с этого их ублюдочного корабля. «…і nie wodz nas napokuszenie ale nas zbaw odzlego. Amen» [4] . Я устраиваюсь у стены и, закрыв глаза, шепчу: «Аминь». Поезд кренится. Свет мигает и гаснет. Откуда-то сверху доносится свисток. Мы начинаем перекатываться вперед, свет снова загорается. Я измотан дальше некуда, голова бьется прямо о стену вагона. Проснувшись некоторое время спустя, я обнаруживаю прямо перед своим носом пару огромных рабочих ботинок. — Ну что, готов? Я трясу головой, пытаясь прийти в себя. Где-то рядом скрипят и хрустят сухожилия. Потом я вижу колено. Потом лицо Графа. — Ты все еще здесь? — говорит он, заглядывая под полку. — Да. Простите. Я выбираюсь из-под полки и с трудом встаю на ноги. — Аллилуйя! — говорит, вытягиваясь в полный рост, хозяин места. — Pierdol sie! [5] — отвечаю я. Из-под полки в нескольких футах от нас раздается смешок. — Пойдем, — говорит Граф. — Эл принял в самый раз, чтоб стать посговорчивей, но не так, чтоб начать буянить. По-моему, это твой шанс. Мы проходим еще через два спальных вагона и выходим в тамбур, после которого начинаются совсем другие вагоны. Через окошко я замечаю полированное дерево и замысловатые светильники. Граф поворачивается ко мне: — Готов? — Разумеется, — отвечаю я. Нет, я не готов. Граф хватает меня за шиворот и впечатывает физиономией прямо в дверной проем. И, открыв другой рукой раздвижную дверь, впихивает внутрь. Вытянув перед собой руки, я падаю вперед, прямо на медную решетку. Выпрямившись, в ужасе оглядываюсь на Графа. И тут вижу остальных. — Это что еще такое? — спрашивает из глубины кресла Дядюшка Эл. Он сидит за столом в обществе еще трех джентльменов, крутя в пальцах толстую сигару, а в другой руке держа веером пять карт. На столе перед ним рюмка бренди, а рядом — целая куча покерных фишек. — Он запрыгнул в поезд, сэр. Шнырял в спальном вагоне. — Правда? — Дядюшка Эл неторопливо затягивается и кладет сигару на край пепельницы. Откинувшись, он изучает свои карты и пускает дым из уголков рта. — Если вы ставите три, я ставлю пять, — наклонившись, он швыряет в банк стопку фишек. — Отправить обратно? — спрашивает Граф и поднимает меня с пола за лацканы. Напрягшись, я вцепляюсь руками в его запястья, чтобы было на чем повиснуть, если он снова надумает меня швырнуть. И перевожу взгляд то на Дядюшку Эла, то на подбородок Графа — больше мне ничего не видно. Дядюшка Эл складывает карты и аккуратно кладет перед собой на стол. — Не спеши, Граф, — говорит он и снова тянется за сигарой. — Поставь-ка его на место. Граф ставит меня на пол спиной к Дядюшке Элу и равнодушно отряхивает мой пиджак. — Иди сюда, — говорит Дядюшка Эл. Я повинуюсь, радуясь, что теперь-то Граф до меня не дотянется. — Не верю глазам своим, — произносит Дядюшка Эл, пуская колечко дыма. — И как же тебя зовут? |