Книга Рыжая, шальная, любимая…, страница 18 – Элизабет Хардвик

Наконец все было готово, и они оказались за столом, друг против друга, с дымящимися чашками в руках. Джолли некоторое время задумчиво грела ладони об чашку, а затем тихо произнесла:

— Артур… А ты когда-нибудь был влюблен?

Молодой человек с немалым изумлением воззрился на девушку. Никто я никогда не задавал ему столь интимного вопроса, даже Джек и Брюс, его двоюродные братья. Он неожиданно смутился и выпалил в ответ:

— А ты?

Джолли улыбнулась, и эта улыбка была уже не такой усталой, как прежде.

— Один раз… Но это, пожалуй, не в счет.

Артур совсем не был в этом уверен. Что за мужчину она любила? Любил ли он ее? А если любил, то где он теперь? Все это было очень важно для Артура, хотя и непонятно почему.

Джолли рассмеялась.

— Мне было девять лет, а ему десять.

Здравствуйте! Пожалуй, рыжей нахалке и впрямь стало легче, раз она, уже может шутить, да еще так удачно. А вот он шутить на эту тему не собирается. Для него слишком мучительно даже думать, что Джолли могла быть в кого-то влюблена.

Стоп, Артур Фергюсон. Очнись. Спокойствие и холодная вежливость. Перспектива пойти к психиатру на прием все еще довольно отчетлива, так что держи себя в руках.

— Значит, твой мужчина был старше тебя.

— Можно и так сказать. И все же это не повод рассуждать о том, что сейчас чувствует мой отец. Я не много знаю о любви.

Она была права, должно быть. Артур не мог припомнить, был ли он влюблен в десять лет. Возможно, именно поэтому он и продолжал считать, что разрыв Жюля Лавернье с Маргарет Бранд никак не может быть трагедией всей жизни.

Он прекрасно помнил, что говорила ему Мег пару дней назад, и даже вынужден был признать, что стал относиться к ней с большим пониманием, однако в целом его отношение к матери не успело перемениться. Слишком долго они были чужими друг другу, слишком многое в их жизни происходило независимо друг от друга. К тому же Артур привык не доверять словам матери-актрисы.

— Джолли, поверь, он справится с этим, переживет боль, забудет это…

— Артур, мне немного страшно это тебе говорить, но… Мне нужна твоя помощь. Устрой мне встречу с твоей матерью!

Артур отставил чашку, не веря своим ушам.

— Это еще зачем? Помнится, еще пару дней назад ты не смогла даже находиться с ней под одной крышей.

Джолли смущенно потупилась и покраснела.

— Да, я помню, но… Что, если я была не права? Что, если я ошибалась насчет нее? Столько всего случилось, папа столько мне наговорил… Надо было мне подумать, прежде чем говорить. Если папа любит ее…

— Джолли, ты же сама сказала, что он ее не любит, что это попросту невозможно после трех недель знакомства. Знаешь, уж если на то пошло, то я знаю Мег больше тридцати лет, и то не могу сказать наверняка, что люблю ее!

Конечно, он немного преувеличивал. Маргарет была его матерью, и он обязан был уважать ее и заботиться о ней, но любить…

Джолли тяжко вздохнула.

— Мне казалось, расторгни он помолвку, и я буду только рада, но вот это произошло — и что? Я не в силах видеть отца таким расстроенным. Он несчастен.

— Лучше побыть несчастным несколько дней, чем всю жизнь, уверяю тебя!

Джолли склонила голову набок и долго и проникновенно смотрела на Артура, прежде чем заговорить снова.

— Ты и впрямь никогда не был влюблен, Артур.

Артур занервничал.

— Был, не был, какая разница! Это ведь не повод считать меня дураком, который ничего не понимает в жизни. Любить — не самое главное!

— Да? А что же тогда главное?

— Ну… Не знаю… Может быть, уважение, доверие… Да Боже мой, я знаю кучу примеров, когда прекрасные отношения не строились на любви!

На самом деле он лукавил. Эта сторона жизни действительно прошла мимо него.

Маргарет говорила, что любила его отца, и их брак был счастливым, но отец умер, когда Артуру было всего одиннадцать лет, и он не слишком хорошо, скажем так, разбирался в сложностях жизни. Что до второго брака Мег, к нему Артур относился с отвращением и презрением, и этим все было сказано.

Таким образом, очень давно Артур Фергюсон поклялся самому себе, что если он когда-нибудь и совершит этот самоубийственный шаг — в чем он с каждым годом сомневался все сильнее, — то это никогда не будет браком по любви. Этого чувства он не признавал и не имел ни малейшего желания испытать его.

Любовь — что может быть бестолковее и утомительнее. Ни одного спокойного дня, все мысли блуждают неизвестно где, все подчиняется капризам и фантазиям малознакомой особы, которая входит в твою жизнь и начинает в ней распоряжаться… Артур Фергюсон был категорически против этого безобразия и немедленно выложил все это Джолли.

Девушка нахмурилась и понурила голову, а затем негромко произнесла:

— Что ж… Очень жаль. Мне кажется, это грустно.

Она и впрямь загрустила, а Артур вдруг понял, что ему очень не хочется быть причиной этой грусти.

— Эй! Выше голову, леди! Мне кажется, мы собрались не для того, чтобы обсуждать мои взгляды на брак и любовь, а для того, чтобы поговорить о твоем отце, разве нет?

Не самый лучший ход, в панике подумал он, видя, как зеленые глаза Джолли наливаются слезами. Все равно, так лучше! Она ухитряется задавать ему именно те вопросы, на которые ему вовсе не хочется отвечать.

— Артур, прости… Так что насчет разговора с твоей матерью? Как ты думаешь, это возможно?

Только не с его помощью! Он не собирается устраивать встречу Джолли с Мегги Бранд, потому что Джолли ему… Короче, не собирается.

— Я так и не понял, для чего.

— Знаешь, если честно, то я и сама не знаю. Это покажется странным, но мне кажется… Мы ведь обе любим отца, может, это принесет какой-то результат? Понимаешь?

Понимать он понимает, только мало в это верит.

— А ты забыла, что именно моя мать разорвала помолвку с твоим отцом? Что-то это не слишком вяжется с обликом влюбленной женщины.

— В том-то и дело. Я хочу сама во всем разобраться, если надо, то просто спросить ее напрямик, зачем она это сделала. И если это из-за меня…

— Даже если из-за тебя, что ты можешь сделать? Моя мать не из тех, кто привык считаться с чувствами и желаниями других. Она всю жизнь посвятила себе, любимой.

Он злился все больше, потому что помнил слова Мег. Она уверяла его, что не хочет становиться между Жюлем Лавернье и его дочерью, и если это так, то Артур Фергюсон получается самым большим дураком на свете. Не только потому, что позволил детским обидам завладеть его сердцем навсегда, но и потому, что берется судить и учить жизни других людей, а сам в этой жизни ни чёрта не понимает!!! Неужели он зря презирал свою мать?