Онлайн книга «Обретение крыльев»
|
Отец скрестил руки на белой рубашке и вперил в меня взгляд из-под кустистых бровей. В ясных карих глазах не было сострадания, и в тот момент я впервые разглядела отца таким, каким он был: человеком, для которого принципы превыше любви. – Ты в буквальном смысле совершила преступление, – сказал он и вновь зашагал, медленно описывая вокруг меня широкий круг. – Я не стану тебя наказывать надлежащим образом, но урок преподнесу, Сара. С сегодняшнего дня тебе запрещается входить в эту комнату. Ты не должна переступать ее порог ни днем ни ночью. Ты лишаешься доступа к этим книгам, а также ко всем другим, кроме тех, что выдает мадам Руфин. «Никаких книг! Господи, прошу Тебя». У меня подкосились ноги, и я упала на колени. Отец продолжал кружить: – Ты не будешь изучать ничего, кроме предметов, одобренных мадам. Никаких занятий латынью с Томасом. Не будешь ни писать на ней, ни говорить, ни сочинять. Понятно? Я просительно подняла руки: – …Отец, умоляю вас… П-п-пожалуйста, не отнимайте у меня книг… Я этого не вынесу. – Тебе не нужны книги, Сара. – …От-тец! Он вернулся к письменному столу: – Мне больно видеть, как ты расстраиваешься, Сара, но пути назад нет. Постарайся не принимать все так близко к сердцу. Из окна доносился грохот подвод и экипажей, крики уличных торговцев. Коммерция жила, невзирая ни на что. За дверью библиотеки ждала Бина, она взяла меня за руку и отвела по лестнице к двери моей комнаты: – Сейчас принесу вам завтрак. Она ушла, а я заглянула под кровать, где хранила грифельную доску и букварь. Все исчезло. Книги с письменного стола тоже пропали. Мою комнату обыскивали. И только когда Бина вернулась с подносом, я догадалась спросить: – …А где Подарочек? – О, мисс Сара, то-то и оно. Ее собираются наказать. * * * Не помню, как слетела с лестницы. – Только одна плеть! – кричала вслед Бина. – Госпожа сказала, одна плеть. И больше ничего. Я распахнула заднюю дверь, оглядела двор. Тощие руки Подарочка привязаны к перилам крыльца кухни, в десяти шагах от нее, уставившись в землю, застыл Томфри с плетью. Шарлотта стояла в колее, пролегающей от каретного сарая к задним воротам, остальные рабы сгрудились под дубом. Томфри поднял руку. – Нет! – завизжала я. – Нееет! Он неуверенно повернулся ко мне с облегчением на лице. Потом раздался стук материнской трости по стеклу верхнего окна, и Томфри поднял усталые глаза. Кивнув, он опустил плеть на спину Подарочка. Подарочек Томфри сказал, что старался не бить изо всех сил, но от удара у меня содралась кожа. Мисс Сара сделала примочку из бальзама на основе рома господина Гримке, а матушка протянула мне фляжку: – На, выпей. Я почти не помню боли. Рана зарубцевалась быстро, а вот обида мисс Сары разгоралась все сильней. Она опять стала заикаться и очень тосковала по книгам. Несчастная девочка! Это Люси наболтала мисс Мэри о моей писанине под деревом, а мисс Мэри побежала жаловаться госпоже. Я всегда считала Люси глупой, но она просто хотела угодить мисс Мэри. Я так и не простила ее и не знаю, простит ли мисс Сара свою сестру, потому что эти кляузы изменили жизнь моей юной госпожи. С ее занятиями было покончено. Наши уроки чтения тоже прекратились. У меня была сотня слов, но, пошевелив мозгами, я могла прочесть гораздо больше. Время от времени я повторяла алфавит для матушки и читала ей слова с картинок, прикрепленных на стену. * * * Однажды я пришла в подвал и увидела, что матушка шьет детскую распашонку из муслина с сиреневыми ленточками. – Да, на подходе новый Гримке, – сказала она, заметив удивление на моем лице. – Где-то зимой ожидается. Госпожа не рада. Я слышала, как она говорила хозяину, что это будет последний ребенок. Закончив подрубать маленькую распашонку, матушка порылась в мешке из рогожи и вытащила небольшую пачку чистой бумаги, чернильницу и гусиное перо. Я знала, что все это она украла. – Зачем ты продолжаешь воровать? – Хочу, чтобы ты кое-что написала. Пиши: «Шарлотта Гримке имеет разрешение на перемещение». Ниже поставь месяц, оставь место для числа и подпишись «Мэри Гримке» с какой-нибудь завитушкой. – Прежде всего я не знаю, как писать «Шарлотта». И не знаю слова «разрешение». – Тогда напиши: «Этой рабыне можно перемещаться». – Зачем тебе понадобилась такая бумага? Она улыбнулась, обнажив щель в передних зубах: – Эта рабыня собирается странствовать. Но не волнуйся, она всегда будет возвращаться. – Что ты собираешься делать, когда тебя остановит белый и попросит пропуск? И догадается, что его написал ребенок. – Тогда постарайся написать не как ребенок. – А как ты перелезешь через стену? Матушка подняла взгляд к окну под потолком, которое было не больше шляпной коробки. Я понятия не имела, как она в него протиснется, но, если понадобится, намажется гусиным жиром. Я написала матушке пропуск, потому что ей страшно хотелось его получить. После этого она стала пропадать на один или два вечера в неделю. Уходила ранним вечером и возвращалась затемно, не объясняя, где была. Не говорила, как выбиралась со двора и как попадала во двор. Правда, мысленно я проследила ее маршрут. Расстояние между стеной дома и оградой напротив оконца – не больше двух футов. Протиснувшись в окно, она могла прислониться спиной к стене дома, а ногами упереться в ограду и залезть на нее, после чего спрыгнуть на землю с другой стороны. Обратный путь – другой. Лежит он, вероятно, через задние ворота, в которые въезжали и выезжали экипажи. Матушка возвращалась, когда было безопасно и темно, и могла незамеченной взобраться на подножку. И всегда приходила до барабанного боя, возвещавшего комендантский час. Я с ужасом представляла, как она где-то там скрывается от городской стражи. Однажды, когда мы дошивали одежду для рабов, я высказала свои соображения о том, как она днем вылезала из окна, а в темноте возвращалась через ворота. – Ну разве ты не умница! – ответила мать. Краем сознания я представляла ее с ремнем, затянутым вокруг лодыжки и накинутым на шею. – Не делай этого больше, – взволнованно упрашивала я. – Пожалуйста. Ладно? Тебя могут поймать. – Знаешь что, в твоих силах мне помочь. Если кто-нибудь здесь хватится меня, поставь ведро рядом с цистерной, чтобы я увидела его от задних ворот. Сделаешь это для меня? Я испугалась еще больше: – А если ты его увидишь, что сделаешь – убежишь? И бросишь меня? |