Онлайн книга «Игра с огнем»
|
– А ну хватит там, – скучно прочавкал бывший автоматчик. – А то ща как дам… – Послушайте, – проговорил Марк, – я ничего не сделал, черт возьми. И даже не приставал к мужчинам у кабака. Из-за перегородки донеслось ржание и фырканье. Кто-то сказал: – Еще юморит! Правда, пусть валит. Сдвинутых нам не хватало. Что тут, Кащенко? В проеме нарисовался красивый капитан, уже целиком. – Ладынин, личность твою может кто подтвердить? Ну, хотя бы эта, как ее… – он протянулся за клочком бумаги. – Анна. Марк молчал. Хмель постепенно проходил, оставляя тягостный удар угрюмых размышлений. Что у них общего с этой девочкой – одиночество? «Если тебе понадобится помощь друга… «Нет, не стоит втягивать ее… – Ну, – нетерпеливо сказал капитан, – звонить девке-то? – Не смейте ее так называть. Она вам не девка, – я нажимом произнес Марк. – Ишь ты! Прищурился капитан, усмехаясь. – Тебя в дурдоме так разговаривать научили? Ну-ка, Коль, звякни по номерочку. Очень интересно взглянуть на эту Анку… Анна вернулась в свой однокомнатный бардак. Спать не хотелось. Хотелось увидеть Марка. Как некогда – Григория. Или даже сильнее. И это было так же глупо, как все, что она делала и чувствовала до сих пор. «Почему нельзя купить себе немножко мозгов? Странно, что можно учиться на „отлично“ и быть непроходимой дурой… Жаль, что не изобрели еще такого специального льда, который можно было бы положить на колотящееся сердце, чтобы стать холодной и спокойной, как Александра…» Зазвонил телефон. Трезвонил долго. Нудно. Настырно. Анна глядела на серую трубку и медлила, оттого что это, скорее всего, мать и, слушая ее, Анна снова и снова будет убеждаться в том, что она – бывшая Марианна – неблагодарное ничтожество… – Алло? Да, я. Что? Где? Что он натворил?! Да, я сейчас приеду… «Какого черта я должна торопиться? Пусть посидит, подумает… Будет знать, как со мной разговаривать…» – говорила сидевшая внутри оскорбленная девушка, униженно плакавшая на руле дорогого автомобиля. А другая, тем временем, сбегала по полутёмной лестнице, теряя хрустальные башмачки… Она вошла, заполнив тусклое пространство мягким сияющим светом и неестественно-приторным запахом… Плечи намеренно прямы, подбородок вызывающе вздернут. Вычурное платье, тяжеловесный блеск камней и желтого металла… Но все же это была она, девочка из его цветочных снов… Ее экипировка подействовала на сотрудников отделения, как генеральский мундир. Киношный капитан, обаятельно улыбаясь, рассыпаясь в любезностях, отпер решетку. – Ты похожа на ангела, сошедшего с небес, маленькая хозяйка жизни, – продекламировал Марк. Ее глаза округлились. Она склонила голову к плечу, вновь делаясь похожей на цветок. – Ты что, пил? – Пил, – с достоинством подтвердил Марк. – Бренди. В одном уютном кабачке. – Хорошо, – проговорила она тихо. – Я отвезу тебя домой. Пошли. – Нет, Коль, ты глянь! – Воскликнул, прильнув к окну, один из «автоматчиков». – Какая тачка у этой засранки! Видали, кого богатые девочки любят? Неделя, как отчалил, и – ты посмотри! Бляха-муха! Тоже что ль сесть? – У тебя красивая машина, – сказал Марк. – Тебе же нельзя пить… – Теперь можно. «Домой»… Какое сладостное слово! Добро пожаловать в семейный склеп! – Ты хотел меня видеть? – Просто мне было интересно, как живет одна из самых выгодных в мире невест… Ее губы задрожали. – Зачем ты причиняешь мне боль? – тихо вымолвила Анна. – Прости… – он отчаянно впился ногтями в ладони. – Я сам не знаю… Я только хотел сказать тебе… – Что? – Ничего… – он рванул себя за ворот рубашки. Ночное солнце накопило в кожаном салоне красного автомонстра столько электричества, что чиркни спичкой – неминуемо вспыхнул бы пожар. «Зачем я столько выпил?» Жара просочилась внутрь тела и разгоралась медленным губительным пламенем. – Приехали. – Спасибо, – он накрыл ладонью ее теплые пальцы. Ему до одури хотелось целовать ее мягкие губы, растрепать волосы, сорвать это отвратительно пахнущее платье… Ее пальцы под его ладонью мелко вздрагивали. – Я… пойду, – произнес он неузнаваемо-хриплым голосом, боясь взглянуть в ее лицо. – У тебя кофе есть? – Что? Да конечно… – Я могу зайти? – Конечно… Он вырвался из автомобильного плена, но легче не стало. Ночь была невыносимо-душной, и огонь, поселившийся внутри, бушевал все сильнее. Зачем он выбросил те таблетки? Как сегодня он будет бороться с собой? Скорее бы она ушла… Только бы она не уходила… Он покачнулся то ли от остатков хмеля, то ли от беспорядочных приливов горячих волн, захлестывавших изнутри. – Ты тут хозяйничай, – проговорил он, – а я… Он быстро вышел из кухни. Сел за пианино. Пальцы спотыкались об оголенные нервы клавиш, высекая мелодию бессмысленной поздней запретной страсти, которой не дано излиться… «Я люблю тебя. Я хочу тебя… Я схожу с ума, когда вижу тебя и когда не вижу…Я не знаю, что мне делать…» – Марк… Мелодия оборвалась. – Что ты играл? Нет, не отвечай… В этом странном светлом платье она была похожа на сон. И шла неуверенно-плавно, точно двигалась по зыбким волнам океанского миража. Туманно-отрешенны были ее зрачки, огромные как бездна… Он хотел подняться, но не смог, лишь смотрел на нее, не отрываясь, пока не ощутил на губах сладкий персиковый сок… Но даже в тот миг безумного желания он нашел в себе остаток воли, оторвался от нее, прохрипев: – Что ты делаешь? Я не могу… На ее влажных губах заиграла шальная улыбка. – Можешь… Ты – мужчина, а я – женщина иди ко мне… И тогда он рванулся к ней и в нее, растворяясь без остатка в ее упоительной нежности, упругой, дразнящей, невыносимой, вспомнив, наконец, для чего рождаются и почему так боятся умереть мужчины, и за что они готовы погибнуть… Не сознавая пока, что сделал в тот миг, на что никак не решался прежде: похоронил бренные останки прошлого в своем сознании и посадил в изголовье душистые белые цветы… Девушка лежала на смятой постели. Подперев ладошкой задумчивую щеку, нисколько не стыдясь своей восхитительно-непорочной юной наготы. Он не мог прочесть ее взгляда, скрытого под густым шатром раскидистых ресниц. – Анюта… – он коснулся губами ее теплого плеча, еще не веря в происшедшее. – Ради этого стоило ждать двадцать лет… – Двадцать один… – она мягко улыбнулась, приподнимаясь на локотке, и он увидел ее глаза. В них притаилась печальная нежность, ранившая сильнее раскаяния или испуга. – Что нам теперь делать? |