Книга Розовое гетто, страница 77 – Лиз Айлэнд

— Знаю. Потому что этот новый Ник Хорнби выгнал вас на улицу. Тем более иду с тобой.

К счастью, поезд подземки подъехал к платформе в тот самый момент, когда мы сбегали с последней ступеньки, так что опоздали мы только на пять минут. Уэнди стояла на углу, скрестив руки на груди, мрачная-премрачная, будто кого-то только что похоронила.

— Я не собираюсь вселяться в вашу квартиру, — прояснила ситуацию Андреа. С Уэнди она виделась впервые. — Пошла за компанию.

— Ты опоздала, — укорила меня Уэнди.

— Всего на пять минут.

— А я вот пришла на десять минут раньше. Поэтому уже посмотрела квартиру.

Теперь я поняла, почему она такая мрачная.

— Никуда не годится?

— Наоборот, фантастическая. Прекрасная. Огромная. — Она вздохнула. — Дорогая.

— Значит, мы не можем себе ее позволить.

— Не можем. — Уэнди, похоже, едва сдержалась, чтобы не броситься под проходящий автобус.

Я пожала плечами:

— Ну, тогда…

— Я хочу ее увидеть! — воскликнула Андреа.

— Хочешь? — спросила Уэнди. Лицо у нее прояснилось, но чуть-чуть.

— Я так люблю все фантастическое, огромное и дорогое!

— А слишком дорогое? — попыталась уточнить я.

Но сопротивляться не имело смысла. Они обе хотели этого. Мазохистки.

Техник-смотритель, тощий нечесаный мужичок, определенно разозлился из-за того, что второй раз на дню должен показывать квартиру одному и тому же человеку.

— Снова вы? — спросил он Уэнди, протягивая ключ.

— Извините.

Грег метнулся в свою квартиру на первом этаже, как таракан — в щель между половицами.

В квартире Уэнди и Андреа непрерывно чем-то восторгались.

— Круто! — восклицала Андреа. — Посмотрите на эти полы!

— Паркет, — поддакивала Уэнди. — Великолепно!

— И потолок… девять футов, не меньше.

— Восемь с половиной, — поправляла ее Уэнди. — Но из-за галтели, соединяющей потолок со стенами, он кажется выше.

Да, не зря Уэнди так часто смотрела кабельный канал «Дом и сад».

Но квартира и впрямь была хороша. Пока эти двое верещали насчет стеклянных дверных ручек и вида на реку (я реку не увидела, потому что не вытаскивала из чулана старый складной стул и не вставала на него, как Уэнди), я прошлась по квартире. Здесь были две маленькие, но настоящие спальни и одна крошечная комнатушка — премия квартиросъемщикам. Кухня размерами не поражала, но все-таки была побольше нашей. В ванной я обнаружила и ванну на ножках, и душевую кабину. Невероятная роскошь.

Я полностью закончила осмотр, когда они добрались до стеклянной двери на кухню.

— Две проблемы, — вынесла я свой вердикт. — Она очень дорогая, и она слишком дорогая.

— Посмотри, какая большая кухня! — воскликнула Андреа, как будто ее слово имело какое-то значение. — Она больше, чем моя.

— И в два раза больше, чем наша, — отметила Уэнди.

Я не верила своим ушам. Все эти годы именно она наиболее серьезно относилась к деньгам. Проповедовала жизнь по средствам и хмурилась, глядя, как мы с Флейшманом зачастую транжирим больше, чем следовало. А теперь, после того как она посмотрела приличную квартиру, все ограничители, похоже, сорвало.

— Даже если бы это была кухня-стадион из «Железного повара» [94] , мы не можем позволить себе такую квартиру. А кроме того, если ты хотела переехать поближе к Нью-Йоркскому университету, это место нам не подходит. Географически оно дальше, чем Уильямсбург.

— Не совсем так. Отсюда я могла бы добираться до университета по одной линии. И возможно, в «Старбаксе» мне разрешат перевестись в другую кофейню, ближе к дому.

— Кроме того, расположение комнат неудобное.

Уэнди уперла руки в боки.

— Насколько более неудобное, чем в той квартире, где мы жили? Если уж на то пошло, там даже комнат нет. И дверей на стенных шкафах. Не то что здесь.

— Знаю, но… — Я заглянула в маленькую комнатку, которая, вероятно, была кабинетом. Одну стену занимали книжные стеллажи, от пола до потолка. И вот тут квартира начала очаровывать и меня. Здесь впервые мне хватило бы полок.

Но мы ведь не собирались здесь жить! Почему Уэнди выбрала именно этот момент, чтобы из реалистки превратиться в мечтательницу? Вчера вечером она говорила об ответственном отношении к деньгам. Теперь ахала, глядя на потолки с галтелью и большие стенные шкафы.

— Мы не можем позволить себе такую квартиру, — настаивала я.

— А я думаю, ты сможешь, — подала голос Андреа. Я совершенно о ней забыла.

Пятнадцать минут спустя последние свои деньги я потратила на взятку Грегу, чтобы тот закрыл глаза на Максуэлла, и мы подписали договор об аренде. Втроем — Уэнди, Андреа и я.

Переезд из Уильямсбурга навевал на меня жуткую тоску. И не потому, что приходилось укладывать вещи в бесконечные коробки. Нет, причина заключалась в другом: вещи Флейшмана оставались — его книги, всякие штучки, мебель. Я приняла все меры к тому, чтобы мы не взяли ничего такого, что он мог считать своим. Я не претендовала на его материальные ценности, но давно уже многое считала нашим. Нашу коллекцию DVD-дисков. Наш ковер. Кухонную утварь, которую Наташа подарила нам.

Теперь я понимала, что все это было иллюзией. Мы не стали настоящей парой. С тем же успехом я могла играть в семью с воображаемым другом. Собственно, последний вариант был бы лучше. Потому что теперь мне предстояло расстаться не только с Флейшманом, но и с отличной кухонной утварью компании «Викинг».

Хуже того, по дороге на работу и обратно я проходила мимо до боли знакомых мест, где мы так часто бывали вместе. Наш итальянский ресторан. Пекарня, куда мы неизменно заглядывали по утрам в выходные дни. Комиссионный магазин, где нашли кухонные часы с «Мукомолом „Пиллсбери“» [95] . Наш корейский магазин.

Никогда душевные раны не были такими глубокими. Какая-то часть меня хотела прекратить всяческое общение с окружающим миром. Я хочу сказать, если человек, которого я любила, которому доверяла семь лет, смог написать книгу, где выболтал все мои секреты, — какой смысл в общении с людьми, раз я могла так ошибиться в этом человеке?

Иной раз я видела себя живущей в пещере или превратившейся в одну из городских отшельниц, которые бормочут что-то себе под нос, роясь в мусорных контейнерах. И я поневоле задалась вопросом, у скольких из этих бедняг был в прошлом свой Флейшман.