Книга Переступая грань, страница 33 – Елена Катасонова

- Я даже писал вас. - Он переложил тяжелые картины в правую руку.

- Меня? - растерялась Лиза.

- Ну-у-у, не совсем вас, - стал объяснять художник, - но ваш образ, типаж, эту вашу странную легкость...

Быстрым движением руки он обрисовал в воздухе ее контур. Лиза неподвижно стояла перед ним, прижимая к груди портфель - может, чтобы унять бешеный стук сердца? Она смотрела в его глаза и тонула в них, пропадала... Что с ней творится? Или это день такой - синий-синий, или живущие в ней строки Джебрана?

- Ну, мне пора, - с трудом сказала она. - В девять лекция.

- Хотите, покажу мои работы? - Он будто не услышал ее слов. - Здесь недалеко, на Кропоткинской, мне дали подвал, нежилое помещение.

Какой подвал? Кто дал? Что значит "нежилое"? Он там живет?

- А лекции? - машинально спросила она.

- Пошли! - сказал он и крепко сжал ее руку.

Они шли молча, удаляясь от преданной ею alma mater, шли зачем-то к нему, в какой-то подвал - само слово пугало, - к его картинам, ее образу, запечатленному в них, и Лиза старалась попасть в такт широкому шагу Лёни, но, конечно, не попадала, а он тащил ее к себе в берлогу как свою собственность, да она и была его собственностью: сколько набросков он сделал с этой зеленоглазой колдуньи - не видя ее, по памяти, сколько раз на нее сердился - когда то взгляд, то осанка от него ускользали, сколько раз любовался ею - когда получалось... И вот она рядом - та, которую он рисовал, рисовал, рисовал, - и теперь уж он ее не отпустит.

3

Подвал впечатлял прежде всего широченной, наводящей на грешные мысли тахтой, а уж потом картинами, мольбертом, вкусным запахом красок, лампой на длинном шнуре, зарешеченным окном во всю стену. Лёня задернул тяжелые шторы, зажег свет.

- Располагайтесь.

- Спасибо, - неуверенно сказала Лиза и положила на стул портфель. Здесь прохладно.

- Сейчас согреемся!

Быстрым движением руки Лёня включил камин - загорелось, затрепетало искусственное красное пламя; сбросил на тахту пальто, хотя у двери стояла высокая деревянная вешалка; не спрашивая, стал расстегивать на Лизином пуговицы, но расстегнул только две; махнул худой длинной рукой, в три огромных шага пересек мастерскую.

- Идите сюда! - позвал Лизу.

Он стоял у картины, задернутой маленькими шелковыми шторками.

Лиза подошла нерешительно.

- Да вы не бойтесь, - резко сказал Лёня. - В обе стороны - раз!

Шторки разъехались под его нетерпеливыми руками, и Лиза невольно вскрикнула, увидев себя. Она летела куда-то вдаль, оторвавшись от земли, босая, сдуваемая ветром, подняв в отчаянии руки. Летели, сливаясь с небом, почти прозрачные волосы - никогда не носила Лиза такой прически; в широко распахнутых огромных глазах застыл мучительный, неизвестно к кому обращенный вопрос; маленькая нежная грудь просвечивала сквозь зеленоватый хитон; розовыми, как у ребенка, были длинные ноги с изящными, тоже розовыми ступнями.

- А теперь идите сюда, - нетерпеливо позвал ее Лёня.

Он был уже в другом конце студии, у другой картины, и там тоже была Лиза, только уже не в печали, а в радости - сияющая, счастливая, на цветущем лугу, и на голове у нее был венок из ромашек.

- Почему? - прошептала Лиза. - Почему я?

- Не знаю, - отрывисто ответил Лёня. - Это было как наваждение, сон, от которого требовалось освободиться. Я все видел и видел вас - грусть в ваших глазах, ваши удивительные волосы, дурака Артема рядом. С какой стати?..

Про "дурака" получилось очень злобно.

- Почему ж он дурак? - обиделась за Артема Лиза, хотя сто лет о нем даже не вспоминала.

- Потому что зачем рядом с вами? - неуклюже, но понятно объяснил Лёня.

Ну тут просто невозможно было не улыбнуться! Но Лёня улыбки не заметил.

- Я все думал, что вы появитесь, - с обескураживающей открытостью, торопливо, проглатывая концы слов, продолжал он. - Прибегала ваша подруга, забыл, как зовут.

- Ира.

- Ах, да это не важно! Ира так Ира. Она, знаете, и в самом деле пригнала грузовик с солдатами. Все, что надо, перевезли - в тот, другой клуб, - и опять она появилась, когда и там закончилась выставка. Я все хотел спросить, а вы-то где, да вот видите - не спросил.

Лиза слушала и не слушала, кивая не всегда впопад, и все смотрела на ту картину, где была грустной, летящей. Как он угадал тогдашнее ее состояние? И запомнил, запечатлел навеки... Да, Ирка что-то такое про все эти переезды и перевозки рассказывала, но Лиза не очень-то вникала, думая только о Жане. Сейчас она вдруг вспомнила все.

- А вы их накормили? - неожиданно спросила она.

- Кого?

- Солдат.

- Когда?

- Ну тогда же, тогда, - занервничала Лиза. - Когда они перевозили картины. Помните, Ира сказала, что отец даст грузовик и перевезут бесплатно, надо только накормить солдат?

Синие глаза напротив затуманились, словно поблекли, выцвели.

- Меня бы кто тогда накормил...

Фраза была произнесена в пространство.

Художник взглянул на Лизу, и что-то такое было в ее лице, что он заторопился, заоправдывался, руки его забегали, задрожали.

- Для меня в тот год это было проблемой, и я испугался: не знал, сколько будет солдат, чем их кормить, а спросить стеснялся...

- Простите...

Лиза уже жалела, что задала бестактный вопрос.

- Я продал "Розы". - Лицо его сморщилось от внутренней боли. - Не копию, "Розы"!

- Почему? - ахнула Лиза.

- Потому что в ту ночь стал делать вдруг подмалевок - искал другое цветовое решение, - и получилась другая картина.

Руки его, выразительные руки художника, жили своей собственной жизнью, как два живых существа. Сейчас они взметнулись ввысь и упали. И замерли, повисли плетьми.

- Почему ж вы не сделали копию? - робко спросила Лиза. - Не понимаю...

- Да где вам понять! - вспыхнул Лёня, схватил Лизу за руку, потянул вниз, усадил на тахту, сел рядом. - Извините... - Неожиданно он положил голову ей на колени, и она коснулась кончиками пальцев его светлых волос. Извините, - повторил он. - Я и сам не знаю, как это вышло. Но я помнил, что солдат надо кормить. А вдруг их там целый взвод?

Он вскочил, подбежал к одному из мольбертов.

- Видите, видите? Я потом старался восстановить мои "Розы", но не смог.

Лиза подошла к мольберту. Тех роз она уже не помнила, а эти были прекрасны. Так она и сказала.

- Что бы вы понимали! - грубо оборвал ее Лёня. - Те были неповторимы...