
Онлайн книга «Океан любви»
— Нет, думаю, нет. — Хорошо, тогда почему пиво и горячий слоеный яблочный пирог? — Потому что это в рифму, Бенджи. — В рифму с чем? — Не гони лошадей! Мы еще не дошли до этого места. Но все это, безусловно, испорчено Поездкой в автомобиле С Додди, любящим забаву пуделем… — Это смешно! Разве ничего нельзя придумать, кроме того, чтобы срифмовать с пуделем? — Эй, дай мне небольшую передышку! У меня заняло целый час написать это! — Час! Но тут же всего пять строчек! — Имейте терпение, сэр Тим Райс, я еще не закончил! — Кто такой сэр Тим Райс? — Слушай, ты хочешь, чтобы я продолжал или нет? — Хорошо, давай. Мы едем вокруг города с опущенной крышей, и в Лиспорте, я говорю тебе, подморо… — Нет, это нет! — Что нет? — В Лиспорте никогда не подмораживает. Ну, летом точно такого не бывает. Зимой температура иногда понижается до… — Бенджи! — Что ж, я полагаю, что ты просто использовал это слово, чтобы срифмовать с… — Мне продолжать? — Извини. Потом воздух становится невыносимым, ты думаешь, что это Додди заболела. Но оказывается, что это она просто дышит. — Эй! Мне нравится! — Премного благодарен! Наконец-то я произвел на тебя впечатление. — Только «подморозило» не рифмуется с «дышит». — О, тогда забудь об этом. — Нет, пожалуйста, Дэвид, переделай! — Нет. Не волнуйся. В любом случае, я еще не закончил. — Пожалуйста, Дэвид, спой все целиком! Обещаю, что больше не буду прерывать тебя. — Обещаешь? — Да, обещаю. Давай, как там она начинается? Жизнь полна таких замечательных вещей, Как пиво и горячий слоеный яблочный пирог, Но все это, безусловно, испорчено Поездкой в автомобиле С Додди, пуделем, любящим забаву, Мы едем вокруг города С опущенной крышей, И в Лиспорте, я скажу тебе, подморозило. — Хотя нет! — Ты сказал, что не… — Извини! Потом воздух становится невыносимым, ты думаешь, что это Додди заболела. Но оказывается, что это она просто дышит. — А теперь вместе! Жизнь полна таких замечательных вещей, Как пиво и горячий слоеный яблочный пирог, Но все это, безусловно, испорчено Поездкой в автомобиле С Додди, пуделем, любящим забаву. Она сидит и рычит на своем месте на все, Что встречается ей по пути, С мальчиком и со своим хозяином-землекопом… — А мальчик — это я? — Да. — Отлично! Э, Дэвид? — Что? — Я могу задать один вопрос? — Какой? — Что такое землекоп? — Рабочий. Это я. — А-а. Хорошо. — Я могу продолжать? Но хотя она сидит и тявкает! Она лишь комок пуха, И ты можешь использовать ее, чтобы вычистить уборную! — Уборную? — Ну, да — туалет. Я не знаю, как вы его называете. — Эй, на самом деле грубовато! — Ну зато складно. — Я думаю, просто великолепно! Но держу пари, что я мог бы точно так же! — Хорошо, тогда сделай! — Хорошо, сделаю. Могу я попробовать прямо сейчас? Скоро сочиненная Дэвидом песенка-частушка стала их шутливым гимном, они оба напевали ее вслух, по дороге в школу и из школы, а Додди сидела на заднем сиденье и упивалась каждым мгновением воображаемой славы. В июне сад изумительно расцвел изобилием разнообразных красок и цветов, что очень гармонировало с теплой атмосферой, установившейся в доме Ньюманов. Величественно цвели розы всех оттенков, флоксы и японские ирисы, поощренные солнечной погодой, вытянули свои длинные и тонкие шеи выше гортензий и пряно пахнущих гераней и все это на чарующем фоне голубого залива. Виноградная лоза, обвившая трубу перед домом, протянулась высоко по веранде над оранжереей, ее цветы усыпали белые деревянные перила и обшивку вокруг верхних окон своими крошечными сверкающими огоньками. Дэвид с удовольствием выполнял свои обязанности и упивался каждым часом работы в благоухающем саду. Он обнаружил небольшой садовый магазин в пяти милях от Лиспорта на шоссе Монтаук, где купил огромное количество цветочных семян и цветущих кустарников, высаживаемых в грунт, постепенно устраняя те недостатки, которые остались после предыдущего садовника. Тем не менее его эксцентричное появление с загруженной доверху растениями тележкой и пуделем, вышагивающим впереди, очень скоро привлекло внимание молодой пары, которые оказались владельцами этого местечка, и когда Дэвид там появился в третий раз, они представились и пригласили его в дом на кофе с горячими булочками. После этого посещения стали частыми и более продолжительными, и они стали настоящими друзьями. Дэвид теперь не торопился домой, чтобы запереться там и сидеть в одиночестве. Он активно искал себе компанию, и когда не оставался на ужин с Жасмин и Бенджи, он или заглядывал в бар Лиспорта, чтобы выпить пива и поболтать с местными жителями, или был в гостях у новых знакомых. Одним из таких случаев стало приглашение в дом Клайва Ханли и его друга Питера. Дэвид сидел за столом и наблюдал, как эти двое весело готовили еду: каждый из мужчин пел и танцевал вокруг другого с кастрюлей и миксером в руке под старую запись «Моя справедливая леди». Но самые близкие отношения у Дэвида, конечно же, сложились с Жасмин и Бенджи, ежедневное общение с которым напоминало ему о собственных детях. Каждую ночь он садился, чтобы написать всем троим по письму, всегда начиная с количества дней, оставшихся до его возвращения, и заканчивая фразой: «Увидимся на каникулах!» Он очень по ним соскучился, но испытывал чувство тревоги, думая о возвращении в Шотландию и глубокое волнение при мысли о том, что он снова окажется рядом с детьми. Именно среда домашнего хозяйства Ньюманов, окружающая Дэвида, являлась самым сильным доказательством того, что он возвращался к своему нормальному состоянию, так же как и простота его нынешнего существования, порожденная его друзьями, помогающими справиться с тревожными мыслями и вернуться к ясному мышлению. |