Книга Безумная звезда, страница 58 – Терри Пратчетт

В темноте под ним наступила мертвая тишина.

– Это был сарказм, – обвиняюще заметил Ринсвинд.

– Мне показалось, что я констатирую очевидный факт.

Ринсвинд крякнул.

– Наверное, вряд ли ты сможешь сотворить какое-нибудь чудо… – начал Двацветок.

– Вряд ли.

– Вот и я так подумал.

Далеко внизу полыхнул свет, послышались беспорядочные крики. Затем снова вспыхнул свет, снова раздались вопли, и показалась вереница факелов, поднимающихся по длинной спиральной лестнице.

– Кто-то идет сюда, – объявил Двацветок, никогда не упускающий возможности сообщить что-нибудь новенькое.

– Искренне надеюсь, что этот «кто-то» все-таки не идет, а бежит, – сказал Ринсвинд. – Я уже перестал чувствовать свою руку.

– Везет тебе, – отозвался Двацветок. – Я-то свою еще чувствую.

Передний факел остановился, и в полой башне прозвучал голос, наполнивший ее неразборчивым эхом.

– По-моему, – заметил Двацветок, ощущая, что сползает все дальше в дыру, – кто-то крикнул нам, чтобы мы держались.

Ринсвинд произнес еще одно слово.

– Вряд ли я смогу продержаться хотя бы еще немного, – добавил волшебник более низким и настойчивым голосом.

– Попытайся.

– Бесполезно. Я чувствую, как моя рука соскальзывает!

Двацветок вздохнул. Придется прибегнуть к крайним мерам.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда падай. Мне лично плевать.

– Что? – переспросил Ринсвинд, который настолько удивился, что даже забыл соскользнуть.

– Давай, умирай. Воспользуйся легким выходом.

– Легким?!

– Все, что тебе нужно, – это с воплем улететь вниз и переломать себе все кости, – продолжал Двацветок. – Это может сделать кто угодно. Валяй. Конечно, тебе следует остаться в живых, чтобы произнести Заклинания и спасти Диск. Но не думай об этом. Не надо. Кому какое дело, если все мы сгорим? Давай, думай только о себе. Падай.

Наступило долгое, сконфуженное молчание.

– Не знаю почему, – сказал наконец Ринсвинд, пожалуй, несколько громче, чем нужно, – но с тех пор, как я познакомился с тобой, я, похоже, провожу уйму времени, качаясь на кончиках пальцев над страшными пропастями.

– Под напастями, – поправил Двацветок.

– Под какими напастями? – не понял Ринсвинд.

– Под страшными, – услужливо ответил Двацветок, пытаясь не обращать внимания на то, что его тело медленно, но неумолимо сползает по каменным плитам. – Качаясь под страшными напастями. Ты не любишь высоты.

– Против высоты я ничего не имею, – донесся из темноты голос Ринсвинда. – Высота – нормальная штука. В настоящий момент меня больше занимают пропасти. Знаешь, что я сделаю, когда мы отсюда выберемся?

– Нет, – откликнулся Двацветок, цепляясь пальцами ног за выбоину в каменных плитах и пытаясь удержать себя в неподвижности одной силой воли.

– Я построю себе дом в самой равнинной местности, которую только смогу найти. В нем будет один этаж – первый, я даже сандалии буду носить исключительно на тонкой подошве…

Передний факел преодолел последний виток лестницы, и Двацветок, посмотрев вниз, узрел ухмыляющееся лицо Коэна. Внизу виднелся успокаивающе массивный силуэт Сундука, стремительно несущегося вверх по ступенькам.

– Все в порядке? – спросил Коэн. – Могу я чем-нибудь помочь?

Ринсвинд сделал глубокий вздох.

Двацветок узнал симптомы. Ринсвинд собирался сказать что-нибудь вроде: «Да, у меня тут затылок чешется, пожалуйста, почеши его, когда будешь проходить мимо» или «Нет, я обожаю висеть над бездонной пропастью». Двацветок решил, что это будет последней каплей.

– Вытащи Ринсвинда на лестницу, – быстро вмешался турист.

Волшебник обмяк, и рык оборвался на полуслове.

Коэн поймал его за пояс и, бесцеремонно дернув, поставил на ступеньки.

– Жуткий бардак внизу творится, – словоохотливо сообщил он. – Кто это был?

– А ты не видел, у него… – Ринсвинд сглотнул, – у него были… ну… щупальца там всякие и прочие штуковины?

– Да нет, – ответил Коэн. – Обычные ошметки. Несколько разбросанные, правда.

Ринсвинд посмотрел на Двацветка. Тот покачал головой.

– Просто один волшебник позволил одержать над собой верх… – объяснил Ринсвинд.

Пошатываясь, с ноющими в агонии руками волшебник поднялся с помощью Коэна обратно на крышу и добавил:

– А ты как сюда попал?

Коэн указал на Сундук, который подбежал к Двацветку и откинул крышку, как пес, который знает, что вел себя плохо, но надеется торопливым проявлением привязанности отвести свернутую в трубку газету, утверждающую власть его повелителя.

– Тряско, но быстро, – с восхищением сообщил герой. – И вот что я скажу. Никто даже не пытается остановить тебя.

Ринсвинд взглянул на небо. Там висело множество лун, огромных, изрытых кратерами дисков, которые в добрый десяток раз превосходили размерами крошечный спутник Плоского мира. Волшебник разглядывал их без особого интереса, чувствуя себя вылинявшим и растянутым на разрыв, непрочным, как старая резинка.

Он заметил, что Двацветок пытается установить свой иконограф.

Коэн посмотрел на семерых старших волшебников.

– Странное место для установки статуй, – заметил он. – Никто ж их не видит. Хотя заметь, я не говорю, что они что-то собой представляют. Паршивый скульптор.

Ринсвинд, спотыкаясь, подошел к Верту и осторожно постучал его по груди. Сплошной камень.

«Ну все, – подумал волшебник. – Я очень хочу домой. Погодите, я же дома. Более или менее. Тогда я хочу как следует выспаться, и, возможно, утром все изменится к лучшему».

Его взгляд упал на Октаво, обрисованный крохотными вспышками октаринового пламени. «Ах да», – подумал Ринсвинд.

Он поднял книгу и бездумно пролистал ее страницы. Затейливые и витиеватые письмена менялись, преобразовывались прямо на глазах. Казалось, они никак не могут решить, чем им следует быть: они оборачивались то аккуратными, деловыми печатными буквами, то рядами угловатых рун, превращались то в витиеватый китийский заговорный шрифт, то в древние, зловещие и давно забытые пиктограммы, которые состояли исключительно из неприятных рептилиеобразных тварей, проделывающих друг над другом трудные для понимания и весьма болезненные вещи…

Последняя страница была пуста. Ринсвинд вздохнул и заглянул в глубь своего сознания. Заклинание в ответ посмотрело на него.

Он мечтал об этом мгновении, о том, как он наконец-то выселит Заклинание, вступит в полное владение освободившейся головой и выучит всякие мелкие чары, которые до сих пор боялись оставаться у него в мозгу. Почему-то он ожидал, что подобное событие произойдет куда торжественнее.