Книга Все может быть, страница 75 – Джейн Грин

Она делает каменное лицо.

— Пойду еще разок позвоню. — Я встаю и собираюсь подняться наверх. Мать хочет возразить, но тут я добавляю: — Мне надо позвонить Эду. О'кей?

— О да, — она расплывается в глупой улыбке, — разумеется. Передавай ему привет от всех нас.

— Непременно. — Я захожу в спальню родителей, сажусь на кровать и поднимаю трубку.

— Здравствуй, моя сладкая радость! — восклицает Эд. — Я так скучал по тебе.

— Что ты делаешь?

— Работаю, но уже почти заканчиваю. Ты приедешь вечером?

— Побуду еще немного, потом приеду.

— Как твои родители?

— Заноза в заднице. Как обычно.

— Либби! Не смей так говорить! Это же твои родители.

— Извини, — ворчу я. — Просто они пригласили своих друзей, а это уж слишком. Что будем сегодня делать? Надеюсь, пойдем в какое-нибудь шикарное место — не зря же я надела свое новое модное платье.

— В воскресенье трудно найти столик. Может, сходим в кино? Или возьмем кассету напрокат и посмотрим дома.

— Я думала, мы пойдем куда-нибудь поужинать.

— Только не в воскресенье, дорогая. Но если ты действительно хочешь поужинать, я могу заказать столик.

— Не волнуйся, — отвечаю я. — С удовольствием побуду дома.

— Уверяю тебя, все будет magnifique, — гогочет он. — Что ты хочешь на ужин? Я схожу в магазин до твоего прихода.

— Мне все равно, Эд. Купи что хочешь. Меня тут накормили под завязку.

— Копченый лосось? Омлетик? Паста?

— Что хочешь. Правда, Эд. Мне все равно.

— Хорошо, моя прелесть. Не могу дождаться встречи. Обожаю тебя.

— Знаю, — вздыхаю я. — Я тебя тоже.

Я возвращаюсь в гостиную, и все снова впиваются в меня взглядами.

— Ну что? — спрашивает моя мать.

— Что? — Я презрительно оглядываю их.

— Что он сказал?

— Сказал, что ему очень жаль, что он не смог приехать, особенно расстроился, что не удалось попробовать слоеные плюшки. Ему не терпится скорее увидеть вас.

Моя мать вздыхает и с улыбкой поворачивается к Диане и Элейн.

— Вы и не представляете, как здорово иметь такого замечательного зятя.

— Мы еще не женаты, — цежу я сквозь зубы.

— Кстати, — моя мать не может упустить такую возможность, — вы уже назначили дату?

— Мы об этом еще не говорили, но я гарантирую, ты узнаешь об этом первой.

— По-моему, свадьбу лучше справлять летом, — говорит Элейн.

— Не сомневаюсь. Извините, но мне пора. Эд меня ждет.

Я неохотно целую всех гостей на прощание. Мать провожает меня до двери.

— Могла бы быть полюбезнее сними, — шипит она.

— А ты могла бы постесняться приглашать весь этот сброд, чтобы похвастаться новым бойфрендом своей дочери.

— Не бойфрендом, а женихом, — говорит она. — И я не приглашала их, чтобы похвастаться. Я давно собиралась их пригласить и совершенно забыла, что вы с Эдом тоже хотели заехать.

— Именно поэтому они так расстроились, что его не было.

Моя мать складывает руки на груди и смотрит на меня.

— Я тебя не понимаю, Либби. Большинство девушек прыгали бы от счастья, если бы им сделал предложение сам Эд Макмэхон, а ты постоянно ходишь надутая. Что с тобой такое? Будто ты не хочешь выйти замуж за самого богатого мужчину в Британии.

— Что это? — Я освобождаюсь от удушающих объятий Эда и вижу у него на ногах поношенные, драные войлочные тапки. Точно такие же были у моего дедушки.

— Мои тапочки. — Похоже, он в замешательстве. — Это мои самые любимые тапочки. Разве они тебе не нравятся?

— Эд! Такие тапочки в доме престарелых носят. Они просто ужасны.

И снова у него на лице появляется это выражение грустного щенка, которое раздражает меня до такой степени, что хочется его ударить.

— Эд, ты похож на шестидесятилетнего старикана, заключенного в тело молодого мужчины.

— Что это ты говоришь?

— Ты иногда ведешь себя прямо как столетний старик. — Черт, по-моему, я перегнула палку. — Извини, — говорю я, обнимаю его и целую.

Слава богу, он перестает смотреть на меня как щенок.

— Ты совсем не старый, просто иногда ведешь себя как мой дед.

— Я их выброшу, — говорит он, скидывая мерзкие тапки и бросая их в помойку. — Вот! — Он закрывает крышку мусорного ведра. — Тапок больше нет. Ты довольна?

— Да, — смеюсь я.

Но дело не только в тапочках. Иногда меня серьезно беспокоит, что Эд будто живет в другом мире. Он словно вообще не имеет понятия, что происходит вокруг. Иногда я думаю, что вынуждаю себя общаться с человеком, который кажется мне слишком скучным.

Да вы только послушайте меня!

— У меня плохое настроение. Извини, дорогой. Это все из-за родителей.

— Не люблю, когда Либби ворчит, — говорит Эд, садится рядом со мной на диван и выпячивает губы для поцелуя.

Я неохотно целую его, и он улыбается.

— Мне нравится, когда Либби довольна.

— Я стараюсь, — говорю я и улыбаюсь.

— Так-то лучше, — отвечает он и снова целует меня в губы, потом в шею и гладит волосы. Я знаю, что последует за этим. Да-да. Шаг номер два — рука ложится на грудь.

— Ммм, — бормочет он, уткнувшись лицом мне в волосы, — Либби вкусно пахнет.

Шаг номер три — рука под свитер, рука под лифчик, расстегиваем лифчик (с большим трудом).

— Пойдем в кроватку? — говорит Эд, стаскивая с меня свитер.

— Зачем? Чем тебе диван не нравится? — спрашиваю я.

— Нет! — Он в ужасе. — Если мы собираемся поиграть в «мышка идет в норку», надо пойти в кроватку.

— Хорошо. Мышка идет в норку. В кроватке. О'кей. — Я беру свитер и поднимаюсь по лестнице.

Интересно, он думает, что от слов «мышка идет в норку» мне положено возбудиться? Как вообще можно заниматься сексом с кем-то, кто называет это «мышка идет в норку»? Это все, чего от него можно ожидать?

И тут я вспоминаю Ника. Не просто вспоминаю, а начинаю думать о нем. О том, как мне нравилось заниматься с ним сексом, — это был настоящий секс, грязное, плотское удовольствие, а не какие-то детские игры. Я вспоминаю, как он заводил меня, как мы делали это повсюду в моей и его квартире.

Один раз мы даже занялись любовью в машине. Я со смущением вспоминаю этот случай. Как-то в субботу мы остановились на Кингс Кросс, чтобы купить вечернюю газету, и, когда вернулись в машину, на нас вдруг что-то нашло. Через час в запотевшее окно кто-то постучал. Я тяжело дыша опустила стекло. Там стоял полицейский.