Книга Как бы нам расстаться, страница 21 – Кэрен Бришо

— Я же говорила, что тебе не надо смотреть, — сказала я, когда звуки затихли.

Ответа не последовало.

Я снова посмотрела вниз. Странно, но я не чувствовала обычной на высоте тошноты. Необычным был и вид Джоны, смотревшего на меня снизу вверх. Так он казался еще дальше… Я постаралась не показать, насколько сильно у меня кружится голова, и усмехнулась.

— Нет, правда, — сказала я, — со мной все в порядке.

— Нет, правда. Она из тех, кто может просто вышвырнуть нас пинком под зад.

Я вздрагиваю и просыпаюсь, не понимая, где нахожусь, все еще раскачиваясь на ветряке.

Это Джина и Дилен.

— Ладно тебе, Уичита, — говорит Джина, но голос ее идет с другой стороны кровати.

— Что ты меня трясешь? — бормочет Майк.

Джина взвизгивает.

И продолжает визжать.

— Господи Иисусе, — говорит Майк, натягивая одеяло на уши. — Это что, моя бывшая?

Я сажусь на постели, совсем забыв о том, что на мне, само собой, ничего нет. Дилен сглатывает слюну. Я рывком натягиваю на себя простыню.

— Джина! Замолчи! — говорю я громко, чтобы перекрыть ее визг. То есть очень громко.

Джина затихает. По крайней мере, она больше не визжит.

— О, — говорит она. А потом: — Какого черта вы здесь, в нашей постели?

Я оглядываю комнату, как бы видя ее в первый раз.

— Что? А разве это не моя комната? Я попала в чужую квартиру?

— Вы занимались сексом в НАШЕЙ ПОСТЕЛИ? — Похоже, ген сарказма у Джины отсутствует. В ДНК, доставшейся ей от нашей матери, на этом месте дыра.

— Эй, Джина… — говорит Дилен. — Им, наверное, надо одеться…

Умный мальчик.

Я не испытываю к ним никаких теплых чувств, у меня нет даже желания вести себя благопристойно, поэтому я просто хватаю одеяло, лежащее в ногах, и оборачиваю его вокруг себя.

— Пошли, — говорю я этой милой парочке. — Выйдем в гостиную.

Позади я слышу, как Майк шарит вокруг себя в поисках одежды. Из-за этого незначительного события у меня появляется чувство неловкости, но это не так уж плохо по сравнению с тем, что было бы завтра, когда я проснулась бы по звонку будильника и обнаружила Майка у себя в постели. Что говорят в таких случаях в шесть тридцать утра? «Эй, а у тебя красивая задница… Неплохая была ночка?»

Я дрожу в своем одеяле.

В кино девушка всегда встает с постели и набрасывает на себя шаль, и ей не приходится краснеть, когда она, неслышно ступая, во всем блеске, дозволенном фильмами «после тринадцати» [8] , легко идет к окну полюбоваться на луну или сделать еще что-нибудь не менее слащаво-сентиментальное. И она при этом не мерзнет. И шаль с нее не спадает, элегантно прикрывая все самое главное. А это одеяло вовсе не стремится слиться со мной в единое целое. Оно все время соскальзывает с плеча, а когда я наматываю его вокруг себя поверх груди на манер бального платья, оно немедленно сваливается. Но все же я дохожу до мягкого кресла без дальнейших потерь и не даю Дилену возможности увидеть больше того, что он уже видел. Хотя по большому счету это все равно. Он же видел все у моей сестры, а я только ее более старая, потрепанная генетическая версия, этакий увеличенный муляж… от которого у некоторых все-таки перехватывает дыхание.

Я сажусь в кресло и жду, пока Джина и Дилен сядут на диван.

— Это моя кровать, — говорю я, когда они наконец укладывают свои задницы на его поверхность. — И это моя квартира.

— Да пошла ты… — говорит Джина. — Мы уходим.

Она встает, но Дилен сидит и не рыпается.

— Пошли, Дилен.

— Эй, Джина…

Этот парень, похоже, каждое предложение начинает с «Эй, Джина». Я смотрю на реакцию своей младшей сестры. И я его не виню.

— Что? — спрашивает его Джина.

— У меня совсем нет денег.

Ах, вот оно что. Настал момент истины.

Джина пожимает плечами.

— У меня есть немного.

— Нет, и у тебя нет. Ты истратила их на кино.

Она кусает губы.

Она садится обратно.

Из спальни выходит Майк. Впитывает атмосферу.

— Похоже, вам всем надо выпить кофейку, — говорит он и направляется на кухню.

Когда он возвращается в гостиную, мы все еще сидим и молчим. Он наклоняется и целует меня в щеку.

— Четыре человека — это уже слишком много, — говорит он. — Особенно в семейных делах. — Он начинает говорить еще что-то, но потом просто пожимает плечами. — Ладно, еще увидимся.

Оглядываясь по сторонам и улыбаясь, я стараюсь справиться со своим смущением, неловкостью, чувством вины — ну как я могу не чувствовать себя виноватой? — и хочу сказать что-нибудь нейтральное, вроде «увидимся в Клубе». Но слова застревают у меня в горле, потому что до меня вдруг доходит, что в Клуб я, вероятнее всего, больше не пойду. Поэтому я проглатываю эту ничего не значащую фразу, киваю головой и с трудом выдавливаю из себя:

— Спасибо за кофе.

Он открывает дверь и уходит. Дилен всем телом тянется за ним.

— Так не пойдет, ребятки, — говорю я Дилену. — Вы с Джиной смешали свои гены, поэтому, думаю, к вам можно обращаться, как к семье.

Он еще глубже вдавливается в диван.

— Откуда ты знаешь, может, это не от Дилена? — спрашивает Джина, складывая руки на животе.

— Вот как? Так мне ожидать в гости кого-то еще? Может быть, хоть у него будут деньги, и вы все сможете переехать в отель «Ридженси»? Я слышала, у них там прекрасный сервис…

— Пошла ты! — опять говорит Джина.

Бурлит закипевшая кофеварка.

— Дилен, не нальешь нам кофе? — прошу я.

Дилен исчезает так быстро, что вызывает у меня головокружение и приступ тошноты.

Глядя вниз, на Джону, я чувствовала кружение в голове и в животе. Я подняла голову, и кружение прекратилось.

— Ты сможешь дотянуться до хвоста уже оттуда, где стоишь, — закричал он.

— Смогу, — ответила я, подтягиваясь и залезая на площадку.

— Чи-и-ита-а-а! Какого черта ты все это делаешь?

Внизу, в той стороне, где стоял Джона, лопасти ветряка радостно затрещали — как скворцы по весне, — и застонали, и зашлись в истерическом хохоте, как будто какую-то твердокаменную девчонку парень бросил как раз накануне самого главного бала года. Хохочущая грусть. Хохочущее одиночество.

Я не осмеливалась взглянуть вниз. Там, подо мной, скрипели и трещали прогнившие доски. А еще ниже досок что-то кричал Джонз… Я протянула руку к хвосту ветряка и потащила его к себе. Сначала его заклинило, но потом он пошел легко, чуть не сбив меня с ног, и я чуть не полетела — вниз, вниз, вниз.