Книга Как бы нам расстаться, страница 33 – Кэрен Бришо

…И отпускает.

Рефлекторная реакция и страх потерять сорокадолларовый телефон заставляют меня поймать трубку на лету. Я смотрю на сестру долгим взглядом. Она одаривает меня не менее долгим.

Я держу телефон на расстоянии шести дюймов от уха и кричу:

— Мам, это Уичита. Прежде чем говорить, вдохни поглубже.

Вопли в телефоне прекращаются.

Я рискую поднести его к уху.

— Вот и хорошо, — говорю я ей. — У нас все в порядке. Мы только что прикончили пиццу.

Подозрительное молчание.

— А Джина сказала, что у вас были жареные куры.

— Хм… Это были крылышки. Их можно заказать с пиццей.

— Привези ребенка домой. Она перестанет расти, если ты будешь кормить ее всякой дрянью.

Я сажусь на свой стул, свободной рукой обнимаю колени и принимаюсь раскачиваться взад-вперед, чтобы хоть как-то удержаться от смеха. Ребенок сам ждет ребенка, так о чьем же росте следует беспокоиться?

— Ты хочешь, чтобы я отправила их, то есть ее, домой?

— Я хочу, чтобы ты привезла ее. И того мальчишку, с которым они всегда вместе. Уверена, что и он там. От меня ты этого не скроешь.

Она права.

— Мам, но я же работаю.

— Нет, не работаешь.

— Как так?

— Я звонила в музей. Какая-то женщина, Дженет, сказала, что ты уволилась.

Вот дерьмо. Если эта Дженет встретится мне где-нибудь без своего пистолета, я ее…

— Официально это еще не оформлено, — неопределенно говорю я.

— Тебе придется привезти их домой, — говорит она. — У этого мальчика нет водительских прав. И у твоей сестры тоже.

Я начинаю раскачиваться еще сильнее.

— Я подумаю об этом, — говорю я.

— Ты это сделаешь!

— Ты это сделаешь! — сказала мама. — Будешь держаться подальше от этого мальчишки.

— Он же мой друг! — ответила я. Если бы в этот момент я подумала о том, что мне помогут катание по полу и вопли, я бы пустила их в ход. И почему это родители всегда считают, что им можно приказывать другим людям, что им делать?

— Слышу милые сердцу звуки родного дома, — сказал отец, хлопая внешней дверью с сеткой. Мы с мамой были так поглощены нашей… беседой, что и не заметили, как к дому подъехала его машина. Было уже темно, и, если бы я была способна думать о чем-то кроме того, что мама выгнала Джону из-за стола, как бродячую собаку, и о том, как несправедлива жизнь, я бы, наверное, удивилась, что ужин еще не подогрет.

— Как мило, что ты к нам заехал, Брэд, — съязвила мама. — Может быть, папочка хоть немного займется воспитанием дочки?

— «Папочка», вот как? — сказал отец, шаря в холодильнике в поисках пива. — Что ты натворила?

— Я хочу дружить с Джоной, — ответила я.

Отец откупорил банку с пивом.

— По мне, звучит неплохо, — сказал он, пожимая плечами. — Ладно, пойду посмотрю игру.

Мама схватила меня за предплечье.

— Неужели ты не можешь…

— Да в чем дело, Мэгги? — спросил отец, глядя сверху вниз на ее руку. — Ты что, боишься, что с ней будет так же, как с тобой?

Она отпустила мою руку.

Молчание.

Было слышно, что в гостиной начался футбольный матч. Я стояла, не зная, чего ожидать.

— Мам, — спросила я, когда молчание длилось уже вечность, — можно мне…

— Да делай ты, что хочешь, — ответила мама. Голос у нее был усталый.

— Да делай ты, что хочешь, — говорю я.

— Я. хочу уехать домой, — отвечает Джина.

Мы сидим за столом, и я делаю вид, что пью кофе, приготовленный Диленом. Никогда не думала, что отыщется кто-то, кто готовит кофе хуже меня.

— Ну как, ничего? — спрашивает Дилен, показывая на кофе. — Я не был уверен…

— Просто великолепно, — отвечаю я ему. — Спасибо. — И я пытаюсь улыбнуться, смакуя этот «кофе».

— Ты меня слышала? — спрашивает Джина.

— Я тебя слышала, — отвечаю я. — Все дело в том, что я не хочу везти тебя в Хоув.

Она складывает руки на груди:

— Я хочу уехать домой.

— Тогда почему ты оттуда сбежала?

Она начинает хныкать:

— Ты не знаешь, какие они.

— Конечно, не знаю. Я же прожила с ними всего семнадцать лет.

Мой сарказм проходит мимо ее ушей.

— По крайней мере, они ко мне добрее, чем ты.

— Ну конечно же. На следующей неделе их будут фотографировать для плаката «Самые любящие родители года». Давай через двадцать лет встретимся и обменяемся воспоминаниями о нашем счастливом детстве.

— Ну и сука ты, — говорит Джина.

— Кому и знать, как не тебе, — отвечаю я. Очень по-взрослому.

— Эй! — прерывает нас Дилен. И тут я понимаю, что он уже давно пытается завладеть нашим вниманием, но мы были слишком заняты, чтобы это заметить.

— Послушайте, — говорит он, когда мы обе поворачиваемся к нему, — вы можете хоть пять минут не ругаться?

По моей шее ползет краска стыда. Сейчас самое время показать сестре, что я и в самом деле на двенадцать лет старше нее, девчушки, которая была слишком мала, чтобы давать сдачи, когда я уезжала из дома.

— Прости, Джина, — говорю я ей. — У меня был тяжелый день. Конечно, тяжелый день — это не оправдание, но… — мой голос постепенно замирает.

— Это У ТЕБЯ был тяжелый день? — начинает Джина, но Дилен хватает ее руку и сжимает в своей.

— Джи, — тянет он, и в голосе слышится просительная нотка.

Она покусывает губу.

— И ты прости, — говорит она так, что ее почти не слышно.

Дилен поворачивается ко мне:

— Уичита, вы не могли бы отвезти нас домой? Ну пожалуйста! Ваша мама права. Мне еще нельзя водить машину…

Я слишком удивлена этой вежливой просьбой, чтобы спросить его, почему тогда он поехал в Чикаго, если у него нет прав, и чья это машина стоит у меня под окнами.

— Ладно, — вместо этого говорю я. — Я вас отвезу.

Но я уже знаю, что пожалею об этом.

— Я не хочу, чтобы меня прижимали к обочине, — говорю я.

— Тебя и не прижмут. Во всяком случае, не здесь.

Мы находились на проселочной дороге в трех милях от Хоува. Джона, только что получивший права и очень гордый по этому поводу, учил меня водить машину. Поскольку я была единственным шестнадцатилетним учеником нашей школы, которому еще не разрешили получить ученические права, то, что я сидела за рулем древнего «олдсмобиля» Лиакосов, наполняло меня ощущением свободы, которая на вкус была как шоколадно-молочный коктейль. Просто потрясающе вкусная!