
Онлайн книга «Кого за смертью посылать»
![]() Поговорка — Не просыпается? — спросил Жихарь. Бабка Армагеддоновна, злокачественная старушка, развела руками и вдруг заплакала от злости. Все ее знания и умения враз сделались никчемными. — Странно, — сказал Жихарь. — Боли нет, а горе осталось. Только за него теперь и можно держаться. Он теперь и тело свое ощущал как-то по-иному — кровь по нему ходила лениво, медленно, нехотя, единственно по непонятной обязанности. И Смерти нет, и живым назвать трудно. Словно не человек ты, а кусок солонины или копченой рыбы. И все вокруг ходили сонные, вялые, квелые. Даже Ляля и Доля не галдели, а целыми днями хоронили в саду своих многочисленных куколок, плача и причитая над ними, как взрослые. В княжеском тереме никто не убирался, не мел полы — один Колобок катался из угла в угол, подбирал в берестяную коробушку мышей, удавленных котами. Мыши пищали и шевелились. — Ждать надо, — приговаривал Колобок. — Так быть не может — значит, и не будет. — Сколько ждать-то? — полюбопытствовал богатырь. — Недолго, — успокоил его Гомункул. — Скоро Конец Света. Так всегда перед Концом Света бывает, я знаю… — Я знаю, я видал… — передразнил его Жихарь. — Ну и куда ты теперь своих мышей дурацких денешь? — В печку брошу! Они мне не дают спать, норовят отгрызть кусочек… — Ага, додумался! Закопай лучше! — Так ведь шебуршиться будут, выкопаются… — Вот нашел заделье! Ты у нас, можно сказать, один мудрец остался, так вот и думай, что делать! — Сначала надо определить, кто виноват, — с достоинством ответил Колобок. — А мудрецов у тебя нынче полный кабак… Зелено вино в Многоборье, как и повсюду, утратило свою силу, а вот Мозголомная Брага, секретом которой Беломор все-таки поделился с обществом, еще худо-бедно действовала, дурманила голову, позволяла на время забыть о происходящем. День и ночь гудело пламя под перегонньм котлом. Мозголомку кузнец Окул даже не перегонял по второму, а тем более по третьему разу — жбаны с мутным и вонючим первачом кабацкие служители вытаскивали сразу и тащили на столы. Народу в кабаке было полно, но не местного, не столенградского, а гостевого. Мало того, что не ушли восвояси пораженные произошедшим побратимы — идти было нынче некуда и незачем, — но все окрестные князья и волхвы, не шибко даже дружественные, не сговариваясь, потихоньку, поодиночке потянулись к Жихарю, признав тем самым его несомненное главенство и богатый опыт по спасению белого света от всяческих напастей. Пиром это назвать никак было нельзя, дружеским весельицем — тем более. Мозголомка не брала одного Яр-Тура — он сидел по-прежнему бледный, но не опухший, не запущенный, в отличие от Лю Седьмого и Сочиняй-багатура, которые даже и умываться забыли, только подливали в знакомый глиняный жбан воду, которая там превращалась в персиковую настойку, а она была хоть и слабже, но все же вкуснее скорогонного пойла. В узкий круг друзей жбана был допущен почему-то сказитель Рапсодище, уже успевший потерять иноземный лоск заодно с парочкой вставленных зубов и вернувшийся в привычное для многоборцев состояние. Свои чудные крутобокие гусли он каким-то высшим промыслом еще не успел расколотить ни обо чью голову. Рапсодище на ходу складывал свежую песню: Я люблю тебя, Смерть, Я люблю тебя снова и снова! Если глубже смотреть, Без тебя-то ведь тоже хреново! С ревом жарится вол, А в ухе тихо плещется рыба — За такой произвол Никому мы не скажем спасибо! И в положенный час На исходе людского заката Вcё уводишь ты нас В край, откуда уж нету возврата! Ты давай: воротись, Не бросай своего урожаю! Хоть и люба мне Жизнь, Но и Смерть я вполне уважаю! — Какой поэт погибает в безвестности! — восклицал Лю Седьмой. — Как тонко чувствует он трагедию разлученных Сунь И Вынь! Сочиняй-багатур пробовал подыграть Рапсодищу на звонком кельмандаре, но пальцы не слушались. А ведь задумывалось поначалу все это кабацкое сидение как совет мудрейших, достойнейших мужей, славных героев, ответственных вождей! Жихарь в эти дни бывал в кабаке только набегом — превозмогая себя, ходил по городу, объезжал на водяном коне ближние и дальние поселения, следил, чтобы люди сдуру не калечили друг друга и не забывали прежнего порядка жизни, потом возвращался, отдыхал маленько, любуясь на безмятежного и безымянного все еще сына, заглядывал в кабак, убеждался, что никто от мозголомки не просветлел для дельного совета, снова садился в седло… Он распахнул дверь, потом подумал и вовсе сорвал ее с петель — а то ведь и не заметят, как задохнутся! От живых умрунов и вовсе никакого толку не добьешься! — Эй! — заорал он, — Избранники судьбы! Сидите тут, хмелевую шишку тешите, а того не знаете, что на свете творится! Пресекся струнный звон, оборвались бессмысленные беседы. — И чего уж там такого творится, чтобы мы не знали, сэр брат? — спросил Яр-Тур. — То и творится! Скоро того и гляди, что костьё в могилах запрядает! Это он приврал. Те, кто помер до рокового часа, лежали в земле как положено. Даже покойные любители побродить ночью и то притихли в испуге от перемен. — Что же все-таки творится? — не отставал Яр-Тур. — Листопад начался, — сказал Жихарь. — Зеленый листопад. Среди лета. Премудрые гуляки высыпали на улицу. По всему притихшему городу слышался шорох — облетал с деревьев лист в садах и палисадниках, не меняя цвета и даже не собираясь желтеть. Шорох был не такой, как осенью, не сухой — листья падали тяжело, сок переполнял их, а под ногами они размазывались в зеленую кашу. — Ничего, — сказал Жихарев тесть, кривлянский князь Перебор Недосветович. — Чего уж теперь. Как-нибудь приспособимся. Живут же на полуночи люди в домах из снега, солнца не видят половину года, а до сих пор не вымерли. — Так ведь нынче и жито не созреет, — сказал Жихарь. — Урожая не будет. Совсем не будет. — Ничего, — снова сказал умный тесть. — С голоду, небось, никто не помрет, даже если очень захочет. Мы вот вора Зворыку и голодом пробовали уморить, воды не давали — не помер. На куски разрубили, так он руками все сгреб в кучу и опять получился — правда, корявый такой, но передвигаться мог. Апсурда на него все яды извела — никоторый не берет. Тогда решили мы его сжечь… — Представляю, — вздохнул Жихарь. — Чего ты там, милый зять, представляешь? Даже золу растолкли! Теперь он у нас вроде как пыльное такое облачко с человеческими очертаниями, но все равно пытается по чужим клетям лазить… |