Онлайн книга «Кого за смертью посылать»
Жихарь мигом подхватил ношу, выскочил наружу, отбежал подальше и только тогда стал отряхиваться. — Как же я забыл, — приговаривал он, с омерзением колотя ладонью по плащу. — Клопы-то остались! Новых постояльцев дожидаются! На ближайшем столбе уньшо висел колокол без языка. Жихарь толкнул столб рукой, желая уронить, но столб не упал, а из колокола кто-то запел: — «Не такой уж горький я пропойца…» Хотя по голосу было слышно, что именно такой. — Где же Мироед? — сказал Колобок. — Время-то поджимает… — Да он сюда редко заглядывает… Его любимые места лежат подальше… — Давай-ка бегом, а то… Жихарь подчинился и побежал, иногда перебрасывая сундучок из руки в руку. — Что это, Жихарка? — Это другой лагерь… А это печи… Тут людей жгли, на мыло переводили… Дальше еще страшней… Были там и деревья, увешанные скелетами, и многоместные виселицы, и железные клетки с обугленными костями, и непонятные, но страшные устройства, которые ничего хорошего явно делать не могли. На ветру звенели ржавые цепи, скрежетали зубчатые колеса, рассекали воздух исщербленные лезвия… — Может, это и хорошо, что Мироед у вас память забрал, — сказал Колобок. — Как вы через все это прошли? — А считали за чужой сон, вот и прошли… Он нам хотел показать, что с человеком можно сделать. Но братка-то гордый, а я — вредный… — Всех убили — одни остались? — догадался Колобок. — Да не всех… Всех и не надо, только главных, а там люди сами сообразят, как дальше жить. Вот бы всех начальников перевешать! — вспомнил Жихарь свою давнюю мечту. — Князей особенно, — сказал Гомункул. Жихарь перешел на шаг, чтобы маленько отдышаться. — А что? — сказал он. — Я бы и сам в петлю залез, кабы знал, что все прочие владыки поступят точно так же. За свободу людей можно и пострадать! — Никак ты ума не наживаешь, — сказал Колобок. — Учит тебя судьба, учит — никакого толку… Жихарь сделал вид, что не услышал или не понял. — А вот отсюда начинается такое, чего быть не может… Раки свистят… Медведи летают… За комаром с топором бегают… Реки вспять текут… Огурцы растут такие, что зарезаться можно… Папоротник круглый год цветет… Уши выше лба растут… Яйца курицу учат… Тут и собирал я Полуденную Росу… — Поглядеть бы! — загорелся Колобок. — Сам же говорил — некогда! Но на обратном пути непременно полюбуемся… Сам Жихарь, хотя и вспомнил, что с ними тут творилось, разбирать эти воспоминания не хотел. Он хотел только, чтобы все поскорее кончилось — все равно как. То ли дело была обратная дорога — через жаркие страны и иные земли! Вот где потешились! — Где же Мироед? — рассуждал он вслух. — Может, послушал нас, перепугался и сбежал мышиной норой, собачьей тропой? Боится, что опять зевло набьют… — А мне так его даже жалко, — пыхтел Колобок. — Ходит, ходит по свету — ни родных, ни друзей… Сеет, сеет зло, а ничего не всходит… Они выбежали на каменистую равнину — то есть выбежал богатырь, а Гомункул приехал или прискакал. Впереди высились две похожие между собой горы — гладкие, черные, блестящие, как бы два оплывших книзу столба. — А вот этого здесь раньше не было… — растерянно сказал Жихарь. Над головой загрохотало. Все-таки гроза собралась… — Дай-ка я в сундучок загляну, — потребовал Колобок. Богатырь остановился, поставил ношу на колено и приоткрыл крышку. — Ой-ой, — сказал Гомункул. — Время на исходе. Бросаем эту беду и прячемся в складках местности… Грохот не прекращался, и богатырь вдруг понял, что это никакая не гроза. Смех доносился сверху — каменный, раскатистый, леденящий душу. Жихарь посмотрел вверх и понял, что перед ними отнюдь не горы, а ноги в начищенных сапогах. Над сапогами уходила в вышину и остальная туша, а голова различалась уже с трудом. — Нашли! — с великой радостью воскликнул Жихарь, словно бежал спасать заколдованную царевну. — Никуда он не спрятался, проявил личное мужество, решил с пастью честь… Тьфу, то есть с честью пасть! Эк тебя разнесло, приятель! Куда Святогору! — Что ты там пищишь, жалкая тварь? — собрались из грохота осмысленные слова. Мироед наклонился, протянул руку… — Смотри не переломись! Пожалей спину! У меня последние холопы так не кланяются! — крикнул Жихарь. — Почему один пришел? — сказал Мироед. — Где твои сообщники? — Испугать тебя боялись кучей-то! — объяснил богатырь. — Решили, что с тобой надо по-честному, один на один… — А меня как бы и нет, — вздохнул Колобок. Мироед выпрямился и начал, содрогаясь, сокращаться в размерах, пока не сравнялся с Жихарем. Был он, как и в первую их встречу, одет во все черное, только морда стала пошире и от этого утратила свою зловещую мрачность. — Как брюхо? — участливо спросил Жихарь. — Кидают ведь тебе туда всякую дрянь все, кому не лень… — Не жалуюсь, — сказал Мироед. — Это ты сейчас начнешь жаловаться и умолять… Э, что это у тебя на шее? Вторая голова? — Конечно, — ответил богатырь. — Запас карман не тянет. Одну сложу, вторая останется и отомстит… Мироед захохотал, но уже, конечно, не так грозно получилось. У него даже голос сорвался. — Ну, с чем пожаловал? Опять за людей просить? Нет им моего прощения на этот раз! — Да разве ж я тебя когда о чем просил? — удивился Жихарь. — Вот ты просил отозвать петуха Будимира из своего брюха, это было… Только зря я тебя тогда пожалел. Культяпый ведь… Мы-то думали — поймешь, осознаешь, повернешься к людям всей душой… Займешься полезным делом — каналы в земле прогрызать начнешь… — Время, время, — тихонько подсказал Колобок. — Ну, наглец, — сказал Мироед. — Знаешь, что Смерти нет, вот и наглеешь… — Так я насчет этого и пришел! — обрадовался Жихарь. — Если ты, как говорят, Смерть проглотил, кто же тогда у меня в сундучке обретается? Мироед озабоченно ощупал брюхо. — Да нет, на месте, — сказал он. — Впрочем, что это я тебя слушаю? Ради чего? Кто ты такой? — Я вот кто! — воскликнул Жихарь и распахнул плащ. Поверх рубахи у него на груди была приживулена булавками алая пеленка с черной буквой «S» в сплюснутом пятиугольнике. Мироед даже отступил на шаг. — А, узнал? — Голос у богатыря загрохотал не хуже, чем у Мироеда в великанском состоянии. — Ты думал, некому рассчитаться с тобой за родимую планету Криптон? Жихарь сейчас и сам верил в загубленную планету Криптон, чтобы злость и обида придали еще смелости. |