Книга Запасная книжка, страница 44 – Петр Бормор

— Простите, — раздалось за спиной у молодого эльфа, и кто-то осторожно тронул его за рукав. — У меня в горле пересохло, а на столах почему-то нет ни воды, ни вина. Где я могу что-нибудь попить?

Эльф резко обернулся — и округлил глаза. За его спиной стоял Том-Танцор, неизвестно когда прекративший танцевать и успевший каким-то образом обойти весь зал и заглянуть во все кувшины, дабы убедиться, что в них ничего нет. Вокруг с разинутыми ртами толпилась челядь молодого графа, глядя на ожившую легенду.

— Э-э… — эльф сделал шаг назад и беспомощно оглянулся. В этот замок, перешедший в его собственность благодаря карточному везению не далее как на прошлой неделе, юный граф прибыл всего час назад и еще не успел здесь освоиться. Разумеется, где-то тут должна быть вода, да и вино в подвалах осталось еще от прошлого владельца, но как пройти к этим подвалам? И где кастелян с ключами? Только что был здесь…

Том ждал, он хотел пить. Под равнодушным взглядом его льдисто-голубых глаз граф почувствовал себя неуютно. Не каждый день перед тобой встают во весь рост четыре долгих столетия и дергают тебя за рукав.

Положение спас старый эльф.

— Вон там, — он уверенно указал пальцем в сторону кухни, где уже гремела распакованной посудой привезенная из родового поместья кухарка. — Там наверняка найдется и вода, и вино, и эль, и все, что Вы пожелаете!

— Благодарю от всего сердца. — Том изобразил странный, давно вышедший из моды поясной поклон и быстро удалился в указанном направлении.

Эльфы переглянулись.

— Он последний раз ел семьдесят лет назад? — уточнил молодой граф.

— Да нет, вроде и полувека не прошло, — почесал в затылке старый. — Отец рассказывал, что после расставания с госпожой капитаном Том выпил добрую пинту пива, прежде чем снова начал танцевать. Хотя, конечно, одна пинта за сорок восемь лет… да, у него вполне могло пересохнуть горло.

Со стороны кухни раздался пронзительный женский визг, и в зал выскочила насмерть перепуганная кухарка.

— Там! — завопила она, бестолково тыча рукой себе за спину. — Я ничего! А он… А вот…

— Что произошло? — грозно вопросил старый эльф.

— Я ничего! — снова взвизгнула кухарка. — Он жрать попросил! И вина! А я сказала, что у меня не восемь рук, и времени нет всяких лоботрясов кормить, а если ему так приспичило, то пусть подождет пять минут, а пока займется делом, потому что мне тоже помощь нужна, у меня не восемь рук, я уже говорила, а он нож-то взял, а потом сел и поглядел так с тоской, а потом… Ой, страсти-то какие, ой, божечки, и борода-то, борода, да я ж туда больше ни ногой, я ж ему ничего, я его и не знаю, и не видела никогда, невиноватая я, не губите, это он сам, все сам, окаянный, а я как есть невиноватая!

Том проклинал коварство остроухих. Он должен был, обязан был догадаться сразу, что за всякое удовольствие придется платить! И вот она, каторга.

Медленно разворачивалась под ножом грязно-бурая спираль картофельной шкурки. Грубо и неумело очищенные клубни один за другим уныло шлепались в кастрюлю с мутной водой. Минуты тянулись бесконечно долго, и казалось, этой монотонной изматывающей работе не будет конца.

Том сморгнул, в последние годы ему все труднее становилось замечать черные пятнышки глазков. Его собственные глаза слезились, в вечно согнутой спине кололо, руки тряслись и уже плохо держали нож. А обещанного еще тысячу лет назад пива все нет и нет, и проклятые эльфы бросили его тут одного, навсегда, и он умрет в этой бессмысленной каморке, за этой бессмысленной работой, за свою глупость и доверчивость, и до самой смерти будет перебирать эти бесконечные картофелины, которых никак не становится меньше, сколько бы он ни скоблил их ножом, и как же он уже устал…

Когда через пять минут встревоженный невнятным рассказом кухарки юный граф вбежал на кухню в сопровождении пары слуг, Тома там уже не было. От великого танцора остался лишь иссохший, выбеленный временем костяк, все еще сжимающий в одной руке нож, а в другой — наполовину очищенную картофелину. Точно такую же, как две другие, сиротливо мокнущие в кастрюле.

…и немного физики

— Как ты сюда проник?! — возопил Темный Властелин. — Это невозможно! Мою цитадель охраняют тысячи воинов, я расставил вокруг нее тысячи ловушек, запер двери на тысячи замков… У тебя не было ни малейшего шанса!

— Не было бы, — кивнул Герой, — если бы все эти воины, замки и ловушки стояли последовательно. А ты их установил параллельно.

* * *

— Привет, что делаешь?

— Да вот, задачки решаю из журнала.

— Ну ты даешь! Не ожидал от тебя.

— Чего не ожидал?

— Что ты опустишься до задачек. Вроде умный, а веришь во всякую ерунду.

— Извини, не понимаю. Что ты называешь ерундой?

— Да всю эту вашу математику. Ведь очевидно же, что фигня полная.

— Как ты можешь так говорить? Математика — царица наук…

— Вот только давай без этого пафоса, да? Математика — вообще не наука, а одно сплошное нагромождение дурацких законов и правил.

— Что?!

— Ой, ну не делай такие большие глаза, ты же сам знаешь, что я прав. Нет, я не спорю, таблица умножения — великая вещь, она сыграла немалую роль в становлении культуры и истории человечества. Но теперь-то это все уже неактуально! И потом, зачем было все усложнять? В природе не существует никаких интегралов или логарифмов, это все выдумки математиков.

— Погоди. Математики ничего не выдумывали, они открывали новые законы взаимодействия чисел, пользуясь проверенным инструментарием…

— Ну да, конечно! И ты этому веришь? Ты что, сам не видишь, какую чушь они постоянно несут? Тебе привести пример?

— Да уж, будь добр.

— Да пожалуйста! Теорема Пифагора.

— Ну и что в ней не так?

— Да все не так! «Пифагоровы штаны на все стороны равны», понимаете ли. А ты в курсе, что греки во времена Пифагора не носили штанов? Как Пифагор мог вообще рассуждать о том, о чем не имел никакого понятия?

— Погоди. При чем тут штаны?

— Ну они же вроде бы Пифагоровы? Или нет? Ты признаешь, что у Пифагора не было штанов?

— Ну, вообще-то, конечно, не было…

— Ага, значит, уже в самом названии теоремы явное несоответствие! Как после этого можно относиться серьезно к тому, что там говорится?

— Минутку. Пифагор ничего не говорил о штанах…

— Ты это признаешь, да?