Онлайн книга «Запасная книжка»
|
— Да… Так вот, можно я продолжу? Пифагор ничего не говорил о штанах, и не надо ему приписывать чужие глупости… — Ага, ты сам согласен, что это все глупости! — Да не говорил я такого! — Только что сказал. Ты сам себе противоречишь. — Так. Стоп. Что говорится в теореме Пифагора? — Что все штаны равны. — Блин, да ты вообще читал эту теорему?! — Я знаю. — Откуда? — Я читал. — Что ты читал?! — Лобачевского. Пауза. — Прости, а какое отношение имеет Лобачевский к Пифагору? — Ну, Лобачевский же тоже математик, и он вроде бы даже более крутой авторитет, чем Пифагор, скажешь, нет? Вздох. — Ну и что же сказал Лобачевский о теореме Пифагора? — Что штаны равны. Но это же чушь! Как такие штаны вообще можно носить? И к тому же, Пифагор вообще не носил штанов! — Лобачевский так сказал?! Секундная пауза, с уверенностью: — Да! — Покажи мне, где это написано. — Нет, ну там это не написано так прямо… — Как называется книга? — Да это не книга, это статья в газете. Про то, что Лобачевский на самом деле был агент германской разведки… ну это к делу не относится. Все равно он наверняка так говорил. Он же тоже математик, значит они с Пифагором заодно. — Пифагор ничего не говорил про штаны. — Ну да! О том и речь. Фигня это все. — Давай по порядку. Откуда ты лично знаешь, о чем говорится в теореме Пифагора? — Ой, ну брось! Это же все знают. Любого спроси, тебе сразу ответят. — Пифагоровы штаны — это не штаны… — А, ну конечно! Это аллегория! Знаешь, сколько раз я уже такое слышал? — Теорема Пифагора гласит, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. И ВСЕ! — А где штаны? — Да не было у Пифагора никаких штанов!!! — Ну вот видишь, я тебе о том и толкую. Фигня вся ваша математика. — А вот и не фигня! Смотри сам. Вот треугольник. Вот гипотенуза. Вот катеты… — А почему вдруг именно это катеты, а это гипотенуза? Может, наоборот? — Нет. Катетами называются две стороны, образующие прямой угол. — Ну вот тебе еще один прямой угол. — Он не прямой. — А какой же он, кривой? — Нет, он острый. — Так и этот тоже острый. — Он не острый, он прямой. — Знаешь, не морочь мне голову! Ты просто называешь вещи как тебе удобно, лишь бы подогнать результат под желаемое. — Две короткие стороны прямоугольного треугольника — это катеты. Длинная сторона — гипотенуза. — А, кто короче — тот катет? И гипотенуза, значит, уже не катит? Ты сам-то послушай себя со стороны, какой ты бред несешь. На дворе 21 век, расцвет демократии, а у тебя средневековье какое-то. Стороны у него, видишь ли, не равны… — Прямоугольного треугольника с равными сторонами не существует… — А ты уверен? Давай я тебе нарисую. Вот, смотри. Прямоугольный? Прямоугольный. И все стороны равны! — Ты нарисовал квадрат. — Ну и что? — Квадрат не треугольник. — А, ну конечно! Как только он нас не устраивает, сразу «не треугольник»! Не морочь мне голову. Считай сам: один угол, два угла, три угла. — Четыре. — Ну и что? — Это квадрат. — А квадрат что, не треугольник? Он хуже, да? Только потому, что я его нарисовал? Три угла есть? Есть, и даже вот один запасной. Ну и нефиг тут, понимаешь… — Ладно, оставим эту тему. — Ага, уже сдаешься? Нечего возразить? Ты признаешь, что математика — фигня? — Нет, не признаю. — Ну вот, опять снова-здорово! Я же тебе только что все подробно доказал! Если в основе всей вашей геометрии лежит учение Пифагора, а оно, извиняюсь, полная чушь… то о чем вообще можно дальше рассуждать? — Учение Пифагора не чушь… — Ну как же! А то я не слышал про школу пифагорейцев! Они, если хочешь знать, предавались оргиям! — При чем тут… — А Пифагор вообще был педик! Он сам сказал, что Платон ему друг. — Пифагор?! — А ты не знал? Да они вообще все педики были. И на голову трехнутые. Один в бочке спал, другой голышом по городу бегал… — В бочке спал Диоген, но он был философ, а не математик… — А, ну конечно! Если кто-то в бочку полез, то уже и не математик! Зачем нам лишний позор? Знаем, знаем, проходили. А вот ты объясни мне, почему всякие педики, которые жили три тыщи лет назад и бегали без штанов, должны быть для меня авторитетом? С какой стати я должен принимать их точку зрения? — Ладно, оставь… — Да нет, ты послушай! Я тебя, в конце концов, тоже слушал. Вот эти ваши вычисления, подсчеты… Считать вы все умеете! А спроси у вас что-нибудь по существу, тут же сразу: «Это частное, это переменная, а это два неизвестных». А ты мне в о-о-о-общем скажи, без частностей! И без всяких там неизвестных, непознанных, экзистенциальных… Меня от этого тошнит, понимаешь? — Понимаю. — Ну вот объясни мне, почему дважды два всегда четыре? Кто это придумал? И почему я обязан принимать это как данность и не имею права сомневаться? — Да сомневайся сколько хочешь… — Нет, ты мне объясни! Только без этих ваших штучек, а нормально, по-человечески, чтобы понятно было. — Дважды два равно четырем, потому что два раза по два будет четыре. — Масло масляное. Что ты мне нового сказал? — Дважды два — это два, умноженное на два. Возьми два и два и сложи их… — Так сложить или умножить? — Это одно и то же… — Оба-на! Выходит, если я сложу и умножу семь и восемь, тоже получится одно и то же? — Нет. — А почему? — Потому что семь плюс восемь не равняется… — А если я девять умножу на два, получится четыре? — Нет. — А почему? Два умножал — получилось, а с девяткой вдруг облом? — Да. Дважды девять — восемнадцать. — А дважды семь? — Четырнадцать. — А дважды пять? |