Онлайн книга «Первая встреча, последняя встреча...»
|
Сергеев трясет спящего Радиста. Тот с трудом разлепляет глаза, поднимает голову. С е р г е е в: Где она?.. Радист дико смотрит на Сергеева и, похоже, плохо понимает, о чем речь. Спят, кто где, вповалку Возница, Фотограф и Официант. Пустые бутылки на столе. Сергеев отпускает Радиста и выходит из рубки. Безмолвны набережная… пляж… танцплощадка… пепелище костра… Пробиваясь сквозь толпу, сквозь переплетенные хвосты очередей на автобусы, троллейбус и такси, Сергеев оглядывается вокруг с отчаянной надеждой. Но Анны здесь нет… …нет ее и на перроне, где состав готовится к отправлению; не видно в окнах вагонов, куда безуспешно заглядывает Сергеев… …и в толкучке зала ожидания аэропорта. В этом месиве людей и багажа, среди какафонии голосов, музыки с телеэкранов, радиообъявлений, он нашел бы ее, непременно нашел бы — потому что желал этого так, как ничего и никогда не желал на свете… Если бы только она была в аэропорту. Но Анны не было и здесь. Сергеев сидит в машине, уже бесцельно, бессмысленно, словно закоченев. Снова, как два дня назад, моросит дождь. Снова расплывается в нем свет фонаря. Но пуст сегодня этот ореол, и никакая тень с зонтиком в нем не возникает. Холодное световое пятно на мокром асфальте… Жезл милиционера загорается перед подъезжающей к посту ГАИ машиной. Сергеев останавливается, устало опускает стекло. М и л и ц и о н е р (с обычным радушием): Доброго здоровьечка! С е р г е е в: Я без пассажира. М и л и ц и о н е р: Это как раз то, что и нужно. Секундочку… Он машет бритоголовому качку, тот заходит в кафе и тотчас снова выходит. Вслед за ним появляется Хозяин перевала, ведя за собой двоих мужчин в плащах и с чемоданчиками в руках. Предупредительно забегая вперед, он подводит мужчин к машине. Х о з я и н (узнав Сергеева): А! Москвич! Оба глаза еще целы? (Он наклоняется к окну, говорит тихо, непререкаемо.) Возьмешь двоих, понял? Отвезешь, куда скажут. Хорошие деньги получишь. И забудешь. Ты очень хорошо понял? С е р г е е в: Понял. Пассажиры садятся на заднее сиденье, качок — на переднее. Почти не пряча от Сергеева, поправляет ствол короткого автомата под курткой. Никакого выражения на лице Сергеева, ни удивления, ни страха. Он трогает машину, оставляя позади светлый перевал и проваливаясь в ночь. Они едут. Полное молчание в машине. Неподвижны пассажиры на заднем сиденье. Впереди, в сером полумраке, обозначаются редкие огоньки. Мелькнул голубой указательный знак. Один из пассажиров трогает Качка за плечо. К а ч о к (Сергееву): Свернешь на Алушту. Сергеев поворачивает машину. Дорога, ведущая вниз. Развилка. Вопросительный взгляд Сергеева. К а ч о к: Направо. Дома с еще черными, спящими окнами, узкая петляющая под гору улочка старого города. Домик с палисадником и одним горящим окном. К а ч о к: Стой. Он выходит из остановившейся машины и скрывается за калиткой. Сергеев тоже хочет выйти. 1-й п а с с а ж и р: Куда? С е р г е е в: Фары протереть. 1-й п а с с а ж и р: Сиди. Сами пассажиры по-прежнему сидят неподвижно, как изваяния. Освещается крыльцо, в двери появляются две черные тени. Бросив на них равнодушный взгляд, Сергеев вдруг застывает. К машине в сопровождении Качка со своей дорожной сумкой и сложенным зонтиком идет Анна. Лишь на мгновение Анна замедляет шаг, неожиданно увидев знакомую машину и Сергеева. И — как будто не было этого мгновения. У нее уверенные, властные движения и жесткое, незнакомое лицо. Она садится на заднее сиденье. Зато для Сергеева это оглушительное мгновение растянулось в вечность… К а ч о к: Заснул? (Сев рядом с Сергеевым, хлопает дверью.) Поехали. Ниже шоссе уже замелькали кипарисы, дорога стала оживляться, засветилось тусклое море. Сквозь пелену оцепенения до Сергеева временами доносятся тихие обрывочные фразы с заднего сиденья: — …и нет связи. Уже хотели дать отбой. — Не вышло. Здесь «борода» кружил. — Он вас узнал? — Смутно. Хотел убедиться. — И как? — Ушла… в сторону моря. И снова молчание и дорога. 1-й п а с с а ж и р: Задали вы нам нервов… А н н а: У вас нервы не слабые. 1-й п а с с а ж и р: Но — целых два дня неизвестности… Анна глядит на бегущую впереди дорогу и затылок Сергеева, и голос ее мягчает, снова становится знакомым. А н н а: Имеет женщина право хоть два дня прожить так, как не смогла прожить всю жизнь… Пассажиры молчат, не уяснив смысла фразы. И одному Сергееву понятно, что эти слова обращены не к ним, а к нему. Качок велит остановиться, недоезжая причала. У причала стоит красавец теплоход, тот самый, встреченный в море. Его труба тихонечко дымит; горят, несмотря на утро, все огни, с палуб доносится тихая музыка. У трапа — пограничники в зеленых фуражках. Все сидят в машине. 2-й пассажир смотрит на часы. Тянутся минуты. 2-й п а с с а ж и р: Пора. Пассажиры выходят разом, с обеих сторон машины. Анна задерживается — снова на мгновение. Ровно настолько, чтобы встретиться глазами с Сергеевым, и в глазах ее — немой вскрик любви и отчаяния, благодарности и невозможности, прощания и прощения… И лицо Анны исчезает. Три фигуры быстро идут к теплоходу. Проходят через оцепление, подходят к трапу. Напряженно глядит Качок, держа руку под курткой. Но все трое уже поднимаются по трапу. Матросы готовят трап к подъему. Три фигуры — на палубе. Голова Анны, а может, это показалось Сергееву, повернулась в его сторону — и скрылась. Трап идет вверх. Грянул марш. Провожающие и просто любопытные в толпе машут с берега. Теплоход отчаливает, и все шире полоса вспененной воды между ним и причалом. Качок, облегченно расслабившись, достает сигареты. Теплоход удаляется, сияя огнями, отраженными в воде, — как светящийся НЛО из далеких миров. Сергеев с собачкой, присевшей у его ног, стоит на набережной лагеря, глядя в море. Море пустынно. Звучит под гитару песня Визбора: |