Онлайн книга «Первая встреча, последняя встреча...»
|
— Жалко Антошку. Ему бы на целый год хватило воспоминаний. — Угу. — Если когда-нибудь еще поедем, давай возьмем его с собой? — Угу. Он плавать тоже не умеет? — Он вообще трус ужасный! Я в зоопарке его на пони катала, а лошадки бежали друг за другом, и он сидел крайний в коляске. Потом я спрашиваю: тебе понравилось? Не знаю, говорит. Я все время боялся, что та поня, которая за нами бежала, догонит и укусит. Он решил, что пони его специально догоняет, представляешь? — Смешные они, ребята. — Вадик… — Угу. — Давай поженимся, а? Я тебе девочку рожу. Молчание. Долгое. Он поднимается. — Ну зачем же так… Расстроенно ходит по комнате, ищет сигареты, спички и не может найти. — А что я такого сказала… — Мы же договорились. Знаю, но не могу остановиться. Может быть, потому, что иначе заплачу. — Но почему? Почему? Ведь все так просто: если люди любят друг друга… — Зачем об этом именно сейчас? — А когда? Когда? — Оля, что с тобой? Ты ведь всегда была умницей, малыш? — Я не малыш! Мне тридцать лет! Я не могу больше ждать, не могу… Ну почему? — Что почему? — Если людям хорошо вместе, почему им не должно быть хорошо всегда?.. Он все ходит по комнате. Ни сигарет, ни спичек… — Ну хотя бы потому, что сегодняшний день — это мечта. Сказка. А сказка, малыш, не может повторяться каждый день. — Я не малыш! Почему? — Потому что, Оля, не можем же мы и вправду позволить себе забыть обо всем. Должно пройти время, сейчас не тот момент. Юля несчастный, зацикленный на своей работе человек, сейчас она без меня просто погибнет. Все у нас с тобой будет хорошо, но пока обстоятельства сильнее нас… — Почему? — Что, черт возьми, почему? Нет никаких сил унять это глупое слово. Оно существует, звучит помимо моей воли: — Ну почему? Почему? Почему?.. Едем в машине по городу молча. Уже совсем стемнело, парочки возвращаются с гулянки. — Посиди. Ключи надо отдать. Сижу, словно закоченев. И никаких чувств: ни злости, ни обиды, ни досады — тупость какая-то и усталость. Господи, зачем я здесь сижу? Вот едет такси свободное… Выскакиваю навстречу, машу. — В парк. — Мне здесь, недалеко. — В парк! — Я вас очень прошу! — Сказано — в парк! Сколько злости может быть в одном человеке. И за что? Сажусь обратно в «жигуленок». Вернулся Вадим. Опять едем, молчим, он косится на часы, чувствую, начинает нервничать. — Устала? Это свежий воздух. Наглоталась кислороду. И снова наступает тишина, и длится до тех пор, пока машина не останавливается. — Оля… — Да? — Твой дом. — Он положил руки на руль, смотрит ожидающе. А на меня опять нашло оцепенение. — Ну, пока? — Пока. — Что с тобой? Ты обиделась? — Нет. Проводит рукой по моей щеке. — Если я тебя чем-то обидел, прости. Но главное — отдохни и выспись. Все не так плохо, малыш! До завтра! А у меня нет сил даже бросить шутливо «спасибо за компанию», или «привет жене», или еще что-нибудь прощальное в этом роде. Потому что эти наши прощальные слова стали вдруг такими огромными, так много стали значить, что, может быть, даже значат сегодня: «навсегда». Захлопнула дверцу. Вадим постоял, подумал и газанул. Вхожу в подъезд, машинально достаю из ящика газеты, накопившиеся за два дня. Поднимаюсь, отпираю квартиру, зажигаю везде свет. Прибрано, пусто. И даже Антошки нет. Вот теперь, девушка, можно и зареветь, повалившись на диван. Сколько же ты лет, старушка, не плакала?.. Но слезы кончились быстро, как весенняя гроза. Наверное, это не проходит даром — так долго быть современной и самостоятельной. Вот и плакать разучилась. И правильно. Зачем? Слезами болезни не поможешь. Включила проигрыватель. «Держи меня, соломинка, держи…» Лежу, шмыгаю носом, тупо рассматриваю газеты. Из них вылетает конверт. Странное письмо — адрес мой, а фамилии нет, только: «Оле». Внутри листок, и на нем номер телефона, больше ничего. Не такой уж, значит, Веня чудак. Все предусмотрел, даже момент. Значит, это судьба. Насухо вытираю слезы, убираю музыку, подхожу к телефону. Снимаю трубку. Нет… А почему — нет? Жить значит действовать, всему наперекор и назло, только так. Набираю номер. Гудки. Голос: — Да? Молчу. Снова голос, с робкой и радостной надеждой: — Это Оля?.. И я отвечаю: — Да. — Антон, — говорю я сыну утром на кухне. — Сегодня ты останешься в саду. Мгновенно вскинул на меня глаза, и губы подозрительно задрожали. Только бы самой не расчувствоваться. — Я не хочу… — Мало ли чего ты не хочешь, у меня дела. Работа. Ты будешь с Валей, она сегодня ночью дежурит. — А завтла ты меня возьмешь? Я поднимаюсь из-за стола, иду с чашкой к мойке. — Иди собирайся, мы опаздываем. — А завтла ты меня возьмешь? Я не хочу на пятидневку! Хоть и не оборачиваюсь, делая вид, что занята мытьем посуды, чувствую, как захлопали у него все быстрее ресницы — вот-вот расплачется, но кричать начинаю первой: — А если и на пятидневку — что плохого? Вон Сережка Ларисин все время на пятидневке! Имею я тоже право отдохнуть? — Не имеешь! — Все. Заревел. Бросаю чашку, обнимаю его. — Антошечка, милый, так надо… С тобой Валя будет, и я буду каждый день приходить. — Не хочу на пятидневку! Чхи! — Не обезьянничай, нету тебя насморка! — Чхи!.. К-хе!.. Не хочу на пятидневку! Не хочу на пятидневку! Нет, это невозможно. Решила быть твердой — надо быть твердой до конца. — Это не ребенок, а наказание! В Сибирь его ссылают! Собирайся, не выводи мать из себя! — ору я таким страшным голосом, что самой становится страшно. Едем в нашем персональном экипаже, Лариске опять подвезло, и нам заодно. Обнимаю Антошку, а он не шелохнется под моей рукой. |