Книга Зимняя вишня, страница 20 – Владимир Валуцкий

Посреди красного уголка, скрестив руки на груди, стоял Збруев и мучительно размышлял.

Потом он вынул из кармана блокнот, написал что-то и вырвал листок. Положил его на стол, прижал конем.

Затем в светлом проеме окна на подоконнике появилась фигура с чемоданом.

Грянул гром, и яркая молния осветила шахматную доску с прижатой конем запиской:

«Прости, Надежда».

Збруев постоял еще немного — и прыгнул.

…Сквозь потоки дождя несется вперед мокрый, блестящий поезд.

На верхней полке вагона сидят рядком ярославские ребята и — слово опять им:

Всех нас, братцы, ожидает

У заветного крыльца

Незнакомка молодая,

Не знакомая с лица.

Только как ее отыщешь —

Гений чудной красоты?

Может быть, она в Мытищах,

Может быть — в селе Кресты…

Збруев сидел у окна и ел консервы «Завтрак туриста» универсальным агрегатом, состоящим из ножа, вилки, ложки, штопора, ножниц и отвертки.

— Солдат, подними ноги, — сказала проводница, орудуя веником.

— Сейчас, — сказал Збруев и с трудом поднял забинтованную ногу.

— Ты никак — раненый? — удивилась проводница.

— Да так, — отозвался Збруев. — Споткнулся на маневрах.

Поезд мчался среди березовых рощ и дачных поселков. На разъездах его встречали стрелочницы с желтыми флажками, махали руками из-за шлагбаума длинноногие велосипедистки с рюкзаками. Мелькнула платформа станции Мытищи…

— Граждане пассажиры! — объявило радио. — Наш поезд прибывает в город-герой, столицу нашей Родины Москву! Вниманию дорогих гостей: имеются свободные места в гостинице «Заря» и в Доме колхозника при Центральном рынке.

С киноафиши улыбалась молодая, но уже всесоюзно известная артистка Татьяна Дроздова.

Афиша висела на углу Нового Арбата, сверкающего окнами высотных зданий и километровыми стеклами витрин.

Перед афишей стоял Збруев с чемоданом.

— Похудела… — покачал он головой.

По лестнице одного из новых домов, что находятся в районе метро «Аэропорт», Збруев поднялся на третий этаж. Кнопки звонка на двери квартиры № 14 не было, вместо нее торчали две проволочки. Поразмыслив, Збруев осторожно соединил их, в квартире зазвонило — и Збруев в волнении замер.

Открыла девушка в фартуке, галошах на босу ногу и с лицом артистки Дроздовой. В руках у нее была тряпка.

— Извиняюсь, — сказал Збруев. — Здравствуйте!

— Здравствуйте.

— Збруев моя фамилия! Если помните, состою с вами в переписке.

Таня смотрела на Збруева и искренне затруднялась с ответом.

— И вы мне еще один раз ответили… А я вам свою обложку прислал…

— А!.. — догадалась Таня. — Збруев! Вы еще про вьюгу писали!..

— Так точно! — обрадовался Збруев. — А теперь вот, будучи проездом в столице, прибыл… лично, так сказать, будучи поклонником вашего таланта… засвидетельствовать от лица товарищей по воинской службе… — Он запутался в периодах и смолк.

— Заходите! — пригласила Таня. — У меня — уборка, я скоро, вы обождите пока?..

Таня повела Збруева по короткому коридору.

— Сюда!

Збруев вошел в комнату, поставил чемодан, оглянулся, но Тани уже не было.

Со стен на Збруева глядели раскрашенные африканские маски, афиши, фотографии Дроздовой в гриме и без грима, и ролях и в жизни; на приемах, фестивалях, в окружении вечерних платьев и смокингов.

Збруев двинулся вдоль этой галереи, почтительно рассматривая каждый экспонат.

Затем внимание его переключилось на весьма скромные предметы домашнего обихода. На столике, уставленном загадочными косметическими склянками, лежал паспорт. Неведомая и явно нечистая сила толкнула Збруева туда. Он воровато пролистал паспорт — отметок о браке не наблюдалось. Остальных подробностей Збруев изучить не успел, потому что раздался резкий звонок. Он испуганно бросил паспорт, но звонил всего лишь телефон.

— Ефрейтор Збруев слушает, — привычно отрапортовал Збруев, сняв трубку.

Тут же послышались короткие гудки.

Збруев пожал плечами и направился на кухню.

— Там телефон звонил, — сказал он Тане, которая мыла раковину. — Только почему-то повесили.

— Бывает, — отозвалась Таня. — Вам там скучно, наверное?

— Нет! Я вам звонок пока поставлю.

Збруев взял со столика коробочку звонка и отправился к двери.

— Ой, спасибо. А то электрик, наверное, приходил, а я в Буэнос-Айресе была, только вчера вернулась.

Збруев зачищал проводки универсальным ножом.

— Сложно в Латинской Америке, — сказал он. — Вот свергли в Перу президента Белаунда Тэрри… И правильно! Обещал национализировать «Петролеум компани»? Обещал и не выполнил. Хотя, с другой стороны…

Таня улыбнулась.

— Костя, а вы сами откуда?

— Да я… — замялся Збруев. — Из… одного населенного пункта… — Он затрезвонил ожившим звонком. — Ну вот, сигналит.

— Из какого? — послышался голос Тани.

— Да… странно даже как-то, — смущенно усмехнулся Збруев. — Люди там живут как люди, а называется… Гуняево…

— Подумаешь, — сказала Таня. — А наша деревня вовсе — Малые Сквозняки!

— А разве вы из деревни? — недоверчиво спросил Збруев, появляясь на кухне.

— У меня и сейчас мать там живет. Мы — коренные вологодские.

— Вологодские? — радостно изумился Збруев.

— Ну да.

— Врешь!

— Чего это мне врать-то? — дернула плечиком Таня и вдруг запела, помахивая тряпкой, как платочком:

Вологодская девчонка

Словно яблочко в соку.

На мне красная юбчонка,

Я любого завлеку!

Таня протанцевала к Збруеву и поклонилась, вызывая на ответ.

— Что — петь?.. — оторопел Збруев.

— Ага! Ты же вологодский! Ну!

В других обстоятельствах Збруев, может быть, и не запел, но сейчас его просила об этом знаменитая, неотразимо красивая землячка.

Збруев неуклюже подпрыгнул и забасил:

На пригорочке — сосна,

Под сосной — опята.

Хоть ты, милка, и красна,

Да не… —

дальше там глупости, — вдруг перешел Збруев на прозу и снова сел.

— Ну, а у меня, кажется, все, — сказала Таня и стащила перчатки. — С вами, видите, дело веселее пошло. Спасибо.