Онлайн книга «Зимняя вишня»
|
Збруев отряхнул пепел и вздохнул. — Ну… если уж до конца… любила меня одна девушка. Так любила — это рассказать даже нельзя… В шахматы я ее, подлец, проиграл. И что с ней стало? — Так вот — тот самый сектант, помните?.. он ее и заманил, — сказал Збруев. Валентина смотрела на Збруева потрясенная, охваченная бурной бабьей жалостью. — Бедненький вы мой… Расстраиваю я вас, все выспрашиваю, раны шевелю… Да ведь я так думаю: чего же человеку от человека таиться, раз наболело?.. — А… — махнул рукой Збруев. — Что прожито, то прожито. Не переиграешь… Збруев спал на сеновале. Полоска света пробежала по стене. Скрипнула лестница. — Костя… Збруев, не открывая глаз, вскочил. — А?.. Что? Подъем? — Костя, — тихо сказала Валентина. — Это я. Проснулся Збруев на широкой кровати Валентины, отороченной белым кружевным подзором. Рядом с его головой лежала смятая вторая подушка. На подушке спал кот. — Валя!.. — закричал Збруев, протирая глаза. — Что кричишь, тут я, — улыбнулась Валентина, заглядывая с кухни. — А, — успокоился Збруев. — А то я смотрю: где ты, а ты уже, оказывается, встала… — Я уже и на ферме была, — сказала Валентина, — всю скотину подоила, покормила. Сейчас тебя кормить буду! Збруев блаженно потянулся. — Иди сюда! — Нет, Костенька, у меня каша варится. Валентина подошла к шкафу, привстала на цыпочки, потянулась за солью. Платье оголило ее икры. — Валь, — снова позвал Збруев. — Ну что? Збруев подумал: — Дай… папиросы. Валентина пригрозила Збруеву пальцем и, пробегая мимо него, бросила пачку и спички. — Натощак курить вредно, — сказал Збруев. — Молочка бы, что ли, дала… — Ох и хитрый! — засмеялась Валентина. Она налила молока в кружку, поставила ее на деревянную лопату для хлебов — и протянула Збруеву. — На тебе молочка! Збруев мгновенно схватил лопату за другой конец. — Отдай! — закричала Валентина. — Не отдам! — Мне нужно, — хохотала Валентина. — И мне нужно. Перехватив лопату, Збруев притянул к себе Валентину. Валентина, смеясь, отбивалась. Все замешалось в барахтающемся комке: лопата, руки Збруева, ноги Валентины, ее волосы, подушка — и изумленный кот. Валентина, тяжело дыша, раскрасневшаяся, поднялась, шлепнула Збруева по спине, и оправляя платье, пошла обратно на кухню. Збруев снова вытянулся на кровати. — Валь, а ведь как хорошо, что мы с тобой нашли друг друга, правда? — Правда… — счастливо улыбнулась Валентина у плиты. Збруев появился на кухне, натягивая гимнастерку. Сел на лавку. — Я тебе вчера немножко неверно рассказывал… Волновался. Генерала-то как такового не было. Артистка — была… потом я заехал к одной ткачихе в Краснопрядск, и еще к комсомольскому работнику, у вас тут, в Верхнегорске… Валентина слушала не оборачиваясь. — Это что же, у тебя вроде — смотр происходит? — В каком смысле?.. Да что ты, Валюша!.. — Ну вот, — тихо сказала Валентина, — еще одну посмотрел и можешь ехать дальше… Збруев вскочил с лавки, развернул Валентину к себе лицом и заговорил убедительно и радостно: — Ты думаешь, у меня с ними что-то было? Ничего не было! Да ты сама подумай — если бы было что-то стоящее, неужели бы я к тебе сюда, за тыщи километров поперся?! И по лицу Валентины сразу понял, что с радости ляпнул что-то непоправимое. — Ой… Валь, да не слушай ты меня, дурака! Мало ли что язык… ну пошутил я… Мы же свои люди! А?.. Валюша! Но было поздно. Не ответив, Валентина вышла из комнаты — и вернулась с чемоданом Збруева. Открыла его — и стала бросать туда збруевские пожитки: зеркало, бритвенный прибор, сапожную щетку. — Ты что это, Валь? — насторожился Збруев. — Одевайся! — сказала Валентина. — Живее. Ну! Збруев, не спуская с нее глаз, послушно натянул штаны. Валентина защелкнула чемодан — и поставила перед Збруевым. — А теперь — иди отсюда! — Как?.. — Вот так. Как пришел! — Валь… — заморгал Збруев. — Да как же это… после всего!.. Я же тебя люблю! — А я — нет! Думаешь, раз письма писала — значит, уж и люблю? Посиди-ка здесь вечерами — самому черту станешь писать! — Опять одна останешься? — в отчаянии произнес Збруев. — А я все-таки мужчина… по-хозяйству… — Не привыкать. За покос — спасибо. А теперь — кругом, марш! И столько было в ее глазах непреклонной решимости, что Збруев сник, взял чемодан, сунул ноги в сапоги — и поплелся вон из дома. — Постой! — догнала его Валентина на крыльце. — На вот… — она протянула Збруеву кулек с яйцами и хлебом. — Валюша… — неуверенно начал Збруев. — А может, еще все наладится, а? Валентина закрыла дверь. Она медленно прошла в кухню, опустилась на табурет и застыла неподвижно, точно окаменев. Вдруг послышался стук в окно, Валентина оглянулась. За стеклом стоял Збруев, делал какие-то знаки и беззвучно шевелил губами. — Ну что еще? — Валентина приоткрыла раму. — Вон и крышу я недочинил… — послышался голос Збруева. — А, Валентина Кондратьевна?.. Окно захлопнулось, и вслед за этим, отрезая последнюю надежду, громко лязгнула щеколда. На пригорке, у березы сидят ярославские ребята. Тренькают балалайками, и такой идет между ними разговор: Предусмотрено в Госплане По науке на пять лет, Сколько нужно девкам тканей, Детям школ, а нам — ракет. Все расписано уставом, От штыка до сапога, Как общаться с комсоставом, Чем и как разить врага. Перспективы планов гладки, А в любви — наоборот, Тут сплошные беспорядки: Бабы — путаный народ… А под пригорком сидел печальный Збруев. Развернув на коленях Валентинин кулек, ел он яйца, ел без соли — разве что скупая соленая слеза его — нет-нет, да и скатывалась на крутой желток… Тяжелый пассажирский самолет медленно взял разбег, оторвался от земли… |