
Онлайн книга «Непобежденные. Герои Людиновского подполья в годы Великой Отечественной войны»
Смешливый показал на стоптанные каблуки Алешиных ботинок, забрал и вернул наваксенные, с новыми подметками, с новыми каблуками. У Алеши сердце в желудок провалилось: этих совестливых немолодых людей он оставлен – убивать. Но если не убивать – они не уйдут. Плохого, верно, ничего не сделали, в Людинове не по своей воле, но ведь оккупанты. Они же – сила Гитлера. Ужасало Алешу одиночество. Золотухина словно бы и не было на белом свете. Ни единого взрыва в городе, ни единого выстрела. Про партизан забыли бы, но немцы панически боятся леса, начали рубить деревья, близко подступающие к городу. Сожгли окраинные дома. Алеша собрался сходить к Хотеевым, но у них живет офицер, а главное, сказать нечего. Последнее приказание Золотухина своему резиденту было сомнительное: главное оружие народа – саботаж, никаких контактов с немцами. Но без регистрации из дома не выйди! Нужны пропуска, нужна работа, чтоб знать, чем немцы заняты, сколько у них сил в Людинове. В управу Алеша пошел с бабушкой. И первое открытие: всюду полицаи! Людиново стало городом полицаев. Ходят по двое, по трое. Куда-то их везут в крытых машинах. У некоторых черная форма, черные немецкие головные уборы, но большинство – кто в чем. Отличие от горожан – белые повязки на рукавах. На зданиях зловещие флаги. Красные с черной свастикой. Идут потоком по магистрали машины. К машинам пушки прицеплены. Серьезные пушки – 88-миллиметровые. В кузовах – солдаты. На регистрацию очередь. В очереди увидел Толю Апатьева. Толя пустил их перед собой. Люди – вялые, квелые, никто не возразил, не рассердился. Алеша взглядывал на лица. Мужчины смотрят в пол. Женщины, наоборот, откидывают головы. Никаких разговоров. Каждый человек сам по себе. У Алеши между лопатками мурашки друг через дружку прыгали. Почудилось – он где-то высоко, не хуже стрижа. И на все Людиново, на всех этих людей в очереди за немецким штампом на немецком документе – он один, кто стоит за них. У немцев войска, у полицаев – роты, а он одинешенек. Но ведь живой, здоровый. И основное в этом странном раскладе количества войск, огневой мощи – победителем будет он, Шумавцов. Вот и документ. Немцем, конечно, не заделался, но в их распоряжении. Ожидал бабушку возле крыльца. Толя Апатьев пошел стрельнуть у стариков махорки на закрутку. Алеша вздрогнул. Зримо вздрогнул. Уроки Золотухина, знать, еще не прижились. Связной отряда Афанасий Посылкин помогал бабушке сойти с крыльца. Поравнялся с Алешей, сказал, будто с бабушкой прощаясь: – Устраивайтесь на завод, ищите работу. Это приказ! Бабушка, глядя в спину быстрому Посылкину, очень удивилась: – Он ведь райздравом руководил. Вежливый, конечно, а с головой, знать, не все в порядке. Алеша плечами пожал: – Я в Людинове никого почти не знаю. А то, что нервный, – война. – Война, – согласилась бабушка. – Мудрено не одуреть. Пришел Толя, дымя цигаркой. Не успели площадь пересечь – три полицая. – Стоять! Бабушка охнула, ребята замерли. Высокий, немолодой полицай ткнул пистолетом Апатьеву в грудь. – Александр Петрович! – Лицо Апатьева стало белым, но голос не дрогнул. Полицай взвел курок, целя в грудь Апатьеву. – Александр Петрович! Это я, Апатьев! – Сукин ты сын! Я бы тебя мог пристрелить, как бродячую собаку. Приказов не читаешь? Захотел схлопотать пулю в лоб? – Александр Петрович! – Ходить руки в брюки запрещено. Патруль имеет полное право стрелять без предупреждения. Толя дернул руку из кармана. – Спокойней! Разожми пальцы, руку поднимай медленно. Что в кармане? – Немецкая бумага. – Болван! Документ. Куда направляетесь? – Домой, – сказала бабушка. – Тебя не спрашивают. – Домой! – подтвердил Толя Апатьев. – Нечего бездельничать. Поступайте на завод. На заводе рабочие нужны. А пока – все в церковь. В Казанскую. Пособите мусор вынести. Выполнять! Пошли к собору. – Стойте! – снова скомандовал полицейский. – Карманы от греха дома зашейте. – Спасибо, Александр Петрович! – сказал Апатьев. – Петровича нашел! Я есть господин начальник полиции. Понятно? – Понятно, господин начальник полиции! – Алеша поклонился. – Другу твоему башку пригни. Привыкай кланяться, Апатьев! Кто голову не дерет, имеет больше шансов сохранить жизнь. Соображайте, ребята! Шли не оглядываясь. – Он кто? – спросил Алеша. – Двоенко. Учитель физики, алгебры. Его собирались уволить, потому что пил. – Плохо! – сказал Алеша. – Чего плохо? – Он вас всех в лицо знает. Толя повертел растопыренными пальцами. – А мы руки в карман совать не станем. Мы этими руками… Алеша глянул на друга: – Молчание – золото. Дела должны быть громкими. Апатьев придвинулся к Алеше: – Ты кого-нибудь знаешь? – Кого-нибудь… – Меня возьмите! – С условием… без приказа сидеть тихо. – А приказ будет? – Посчитай, сколько немцев на твоей улице поселилось. Считай машины, танки, пушки. Сообщать будешь мне. – Рвануть бы чего-нибудь! – Прикажут – рванем. Бабушка рассердилась: – Довольно шептаться. Перекреститесь, шапки снимите. Батюшка в коротком полушубке поверх рясы, бородка небольшая, лицом строгий, глазами улыбчивый, порадовался помощникам. – Юноши! Тут какие-то ящики, трубы! Ящики перенесите в дровяной сарай, а трубы во двор. Увидите, где складываем. – Батюшка, благослови! – сложила руки бабушка. – Меня Евдокия зовут. Их тоже благослови, Алексея, а тебя как? – Толя! – Апатьев даже покраснел от смущения. – Полицай пистолет к его груди приставил. Спасибо, узнали друг друга. – Он – мой учитель, – сказал Апатьев. – Господи, спаси и помилуй! – священник поклонился алтарю. Зияющий пустотой иконостас, ободранная стена, где сияла хрустальным киотом Людиновская икона Божией Матери. Перед алтарем пространство небольшое, но дальше огромная, в три этажа, зала с двумя ярусами балконов из кружевного чугуна. Балконы держат чугунные колонны. Все, что умели мастера людиновской земли великого и прекрасного, – здесь, в храме. |