
Онлайн книга «Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945»
Так продолжалось в течение часа. Лютке говорил по-немецки, старпом — по-французски, Тайхман переводил, а поскольку суахили никто не знал, Рамер только слушал. Лa-Жон наслаждалась беседой. Они выпили немного вязкого мятного ликера, который заказала Ла-Жон, — он оживил беседу, и не только ее. Время от времени подходил тот самый майор ВВС и пил за их здоровье. Он был рад завести друзей в этом опасном месте и неоднократно провозглашал тост за военных моряков. Затем он возвращался к своему столику, за которым сидела дама приблизительно одного с ним возраста. Старпом заказал бутылку содовой. — Le capitaine adhere a l'abstinence, madame, [15] — пояснил он. — Qu'est-ce que cela veut dire? [16] — спросила Ла-Жон. — Cela veut dire qu'il s'abstient. — Что он сказал? — Он сказал, что вы — сторонник воздержания, — пояснил Тайхман. — От вас, Витгенберг, — произнес Лютке, — я этого не ожидал. — De quoi s'abstient-il? [17] — спросила Ла-Жон. — Что она спросила? — Она хочет знать, от чего вы воздерживаетесь, — пояснил Тайхман. — Мадам, я не… — De tout mal, madame, [18] — сказал старпом. — Alors qu'est-ce qu'il fait ici? [19] — Мадам, я пью с вами исключительно из вежливости. — Voulez-vous que je lui demande, madame? [20] — спросил старпом. — S'il vous plait. [21] — Господин капитан-лейтенант, — сказал старпом, — мадам хочет знать, что вы здесь делаете. Во второй раз командир растерялся. Затем он заорал на старпома: — А что вы здесь делаете? — Я намерен бросить свои усталые кости рядом с этой дамой. — Бросить кости — ха! — Qu'est-ce qu'il dit, votre capitaine? [22] — спросила Лa-Жон. — Il ne comprend pas que nous voulons nous reposer, madame. — Что он сказал? — Он сказал, что вы, господин капитан-лейтенант, не можете понять, почему мадам и старпом хотят отдохнуть. — Отдохнуть — ха! — Qu'est-ce qu'il dit, votre capitaine? — повторила вопрос Лa-Жон. — Il est tres ardent, brullant, chaud… [23] — Je le vois, [24] — произнесла Ла-Жон. — Мадам, да он просто пьян. — О, мне так не кажется, mon capitaine, — ответила Ла-Жон. — Capitaine означает «капитан», — сказал Тайхман. — Подумать только! — сказал Лютке, громко фыркнув. — Я предлагаю бросить жребий, — сказал Тайхман. — Пришло время тебе убраться отсюда, — огрызнулся Лютке. — О нет. Я собираюсь провести здесь ночь. — Я тоже. — Qu'est-ce qu'il dit, votre capitaine? — спросила Ла-Жон. — Il dit qu'il veut dormir, etant fatique, madame, [25] — сказал старпом. — Что он сказал? — Старпом сказал, что вы устали и хотите спать, — перевел Тайхман. — Bon soir, mon capitaine, [26] — улыбнулась Ла-Жон. — Что… — Мадам желает вам приятного вечера и спокойной ночи, — перевел старпом. Лютке пробормотал что-то вроде «гнусная компашка», взял свою фуражку и ушел. Он слегка покачивался; похоже, спиртное, которое он выпил, чтобы угодить Ла-Жон, не пошло ему впрок. Такое решение, по-видимому, не очень понравилось Ла-Жон; она рассчитывала, что он займется одной из ее подруг. — Господа, — произнес Витгенберг, — мы присутствуем при знаменательном моменте. Это, вероятно, единственный раз, когда нашему командиру пришлось отступить. Поднимем бокалы за его здоровье и честь. К их столику снова подошел майор и попросил разрешения выпить за здоровье своего хорошего старого товарища из ВМС. Ему разрешили. Майор был на седьмом небе от счастья и так много пил за здоровье ВМС, что его пришлось увести от их стола. — Пора бросать жребий, — предложил Тайхман. — Не думаю, что такое важное дело можно доверить воле случая, — возразил Рамер. — В конце концов, идея прийти сюда принадлежит мне. Однако его довод не показался убедительным. — Мне кажется, — сказал старпом, — что жребий уже брошен. Про себя Тайхман подумал, что он, по-видимому, прав, и мысль эта огорчила его, поскольку Ла-Жон выглядела весьма соблазнительно. — Вы думаете, что все решилось, потому что нам удалось избавиться от командира, — сказал Рамер Витгенбергу. — Но я хочу повторить, что это предложение принадлежит мне, и никто, кроме… — Верно, друг мой, и я буду вечно признателен вам за это чудесное предложение. Но что поделаешь, если дама предпочла меня? И вдруг Ла-Жон, которая сидела молча и явно скучала, слушая этот диалог, открыла рот и сказала по-немецки: — Господа, вы слышать, что я говорить немецкий совсем хорошо. Я выучить этот язык по моей профессии, n'est се pas, и я… — И вы поняли, о чем мы только что говорили? — спросил старпом слегка встревоженным тоном. — О, ето было ошшень приятно. Но сейщас выбирать я, или нет? — Ну конечно, мадам, — согласился старпом уже более оживленно. — Bien, я бы хотел этот мужчина. Загорелая шея Витгенберга покраснела, лицо тоже налилось краской, а пальцы стали выбивать дробь по колену. — О, не будьте offense, [27] мой cheri, вы выглядеть очень привлекательно и очень charmant, и вы иметь много преимущества, вы говорить оччень хорошо французски и много-много другого — но он сильньее, compris? |