
Онлайн книга «Последний герой. Сказание о Плоском Мире»
Гарри немного выждал на случай, если кто ответит, потом вздохнул и с трудом поднялся на ноги. — Я — злобный и предательский Темный Властелин, — пробормотал он. — А чего они ждали? Я говорил. Я предупреждал. Конечно, если бы это зависело от меня… Но каким бы я был Темным Властелином, если бы не… Неподалеку он заметил что-то розовое и залез на припорошенный снегом камень. Через пару минут к Злобному Гарри присоединились остальные члены Орды и стали задумчиво рассматривать находку. Правда, менестреля почти сразу же стошнило. — Да, не часто такое увидишь, — наконец промолвил Коэн. — Человека, задушенного розовой шерстью для вязания? — уточнил Калеб. — Нет, я имею в виду других двух… — Просто удивительно, что можно сделать обычными вязальными спицами, — покачал головой Коэн. Он оглянулся на самодельный алтарь и усмехнулся. — Твоя работа, а, Гарри? Ты ж говорил, мол, хочешь побыть сам с собой… — Розовой шерстью для вязания? — нервно переспросил Злобный Гарри. — Я? Розовой шерстью? — Извини, не хотел тебя обидеть, — сказал Коэн. — Ладно, у нас нет на это времени. Пойдем, разберемся с Пещерами Жути. А где наш бард? Хватит блевать, доставай блокнот. Первый, кого разрубит пополам замаскированное лезвие, — тот дурак! Кстати, постарайтесь не разбудить Хэмиша… Море было озарено прохладно-зеленоватым светом. Капитан Моркоу сидел на носу. И что-то вышивал, как с изумлением обнаружил Ринсвинд. — Эмблема нашей экспедиции, — объяснил Моркоу. — Видишь? Это тебе. — Он продемонстрировал эмблему. — Понятно, но зачем? — Для поднятия боевого духа — А, для него… — протянул Ринсвинд. — Что ж, у тебя этой штуки с избытком. Леонарду он не нужен, у меня отродясь не водилось. — Понимаю, ты подшучиваешь, но я считаю: что-то должно связывать нашу команду, — откликнулся Моркоу, спокойно продолжая вышивать. — Ага, и это называется кожей. Очень важно, чтобы ты весь находился внутри нее. Ринсвинд долго разглядывал эмблему. Ничего подобного у него никогда не было. Впрочем, неправда… Однажды ему подарили значок, на котором было написано: «Привет, сиводня мне есполнилось 5». Худшего подарка и представить себе невозможно — в особенности если тебе исполнилось шесть. Тот день рождения был самым поганым днем в его жизни. — Нужно придумать поднимающий настроение девиз, — сказал Моркоу. — Волшебники должны знать толк в таких делах. — Как насчет «Мортури Нолумус Мори»? — мрачно предложил Ринсвинд. — Вроде бы неплохо звучит. Моркоу, шевеля губами, попытался перевести фразу. — «Идущие на смерть…» Остальное не понял. — Очень поднимает настроение, — сказал Ринсвинд. — Слова родились из самого сердца. — Отлично. Большое спасибо, — поблагодарил Моркоу. — Сейчас же вышью. — Ты находишь все это увлекательным, да? — вздохнул Ринсвинд. — Все это тебе действительно нравится? — Но ведь интересно побывать там, где еще никто не бывал. — Неправильно! Мы отправляемся туда, откуда еще никто не возвращался! — Ринсвинд вдруг замолк, а потом снова заговорил: — Ну, разве что за исключением меня. Но так далеко даже я не залетал. И я… просто шлепнулся обратно на Диск. — Ага, мне рассказывали. И что ты видел? — В основном свою жизнь, быстро проносившуюся перед глазами. — Возможно, нам удастся увидеть что-нибудь более интересное. Испепеляющим взором Ринсвинд смерил склонившегося над шитьем Моркоу. Этот человек выглядел до отвращения аккуратным и умелым. Наверняка еще и чистюля. А лично Ринсвинд считал его полным идиотом с большим хрящом между ушами. Но полные идиоты не способны на такие замечания. — Я беру с собой иконограф и побольше краски для бесенка, — продолжил Моркоу. — Волшебники требуют, чтобы мы тщательно фиксировали все увиденное. Говорят, что такая возможность представляется раз в жизни. — Знаешь, от меня ты сочувствия не дождешься, — предупредил Ринсвинд. — Кстати, как по-твоему, что нужно этой Серебряной Орде? — Выпивки, богатства и женщин, — мигом откликнулся Ринсвинд. — Впрочем, насчет последнего немного сомневаюсь. — Но ведь у них и так все это есть! Ринсвинд кивнул. Как раз этого он и не понимал. У Орды и так все было. Все, что можно было купить за деньги, — то есть абсолютно все, потому что денег на Противовесном континенте было много. Но тут встает один простой вопрос: когда ты добился всего, чего ты будешь добиваться дальше? Долина была озарена прохладно-зеленоватым светом, отражавшимся от центральной ледяной вершины. Он колебался и переливался, как вода. В долину, недовольно бурча и постоянно «чевокая» друг другу, входили члены Серебряной Орлы. Чуть позади, согнувшись и три погибели от пережитых ужаса и страха, бледным свидетелем кошмарных событий плелся менестрель. Его одежда превратилась в лохмотья. Одна штанина была оторвана. Он выглядел промокшим до нитки, хотя на его одежде (вернее, на том, что от нее осталась) виднелись обуглившиеся дыры. У дребезжащей, зажатой в дрожащей руке лютни была откушена часть корпуса. В общем и целом, менестрель походил на человека, который действительно повидал жизнь — причем в самых крайних ее проявлениях. — Не слишком-то они были безумны, — заметил Калеб. — Скорее они были какими-то грустными. Вот я знавал действительно шизанутых монахов. — Да и чудовищ давным-давно пора послать на живодерню, — поддержал Маздам. — Мне даже как-то было неловко их убивать. Они были старше нас. — Зато какие рыбины! — возразил Коэн. — В самом деле здоровенные твари. — И очень кстати, — добавил Злобный Гарри. — Морж-то у нас кончился. — Гарри, твои приспешники отлично показали себя, — сказал Коэн. — Это даже нельзя назвать глупостью. Никогда не видел, чтобы столько народу одновременно лупило друг дружку по головам. — Хорошие ребята, — согласился Гарри. — Полные идиоты. Заметив краем глаза, как Малыш Билли сосет порезанный палец, Коэн усмехнулся. — Стало быть, зубы, да? — спросил он. — Один и тот же ответ? Всегда? — Ну, хорошо, хорошо, иногда ответ — «язык», — огрызнулся Малыш Вилли и повернулся к менестрелю. — Ты записал, как я порубил в капусту того огромного паука? Менестрель медленно поднял голову. На лютне порвалась еще одна струна. — Бе-е-е, — проблеял он. Члены Орды поспешно окружили барда. Ни в коем случае нельзя было допускать, чтобы кто-то один удостоился лучших рифм. |