Книга Эндер в изгнании, страница 29 – Орсон Скотт Кард

Сэл послушно оторвался от своего микроскопа и заглянул в ее:

– Угу. Это что?

– А что ты видишь? – спросила она.

– Давай не будем играть в угадайку.

– Я прошу независимого подтверждения и поэтому ничего не могу тебе сказать.

Значит, это нечто важное. Он присмотрелся внимательнее:

– Это часть листа кукурузы. Он взят из стерильной секции, потому что на нем ни следа плесени.

– Он не из стерильной секции, – возразила она. – Из секции Дэ-четыре.

Сэл испытал такое облегчение, что был готов заплакать; и в то же время он разозлился. Через мгновение злость победила.

– Ты ошибаешься, – резко сказал он. – Ты перепутала образцы.

– Я тоже так подумала, – ответила Афрайма. – Поэтому вернулась в секцию Дэ-четыре и взяла там новый образец. И еще раз. Сейчас перед тобой результат третьей проверки.

– Вариант Дэ-четыре легко подготовить из местных материалов… Афрайма, мы это сделали!

– Я пока даже не проверила, работает ли это с амарантом.

– Это было бы слишком большой удачей.

– Или благословением. Ты когда-нибудь думал, что Бог может желать нам успеха на этой планете?

– Он мог бы уничтожить эту плесень до того, как мы здесь очутились, – заметил Сэл.

– Нет, все верно: прояви недовольство Его подарком, и Бог рассердится.

Она над ним подшучивала, но в ее словах была своя правда. Афрайма была верующей еврейкой: при голосовании о семейных парах она взяла себе новое имя, на иврите означающее «фертильная», – надеялась, что это каким-то образом сподвигнет Бога обеспечить ей мужа-еврея. Вместо того губернатор просто назначил ее помощником единственного еврея-ортодокса среди колонистов. Губернатор Колмогоров уважал религию. Так же как и Сэл.

Он просто не был уверен, что Бог знает это место. А что, если Библия совершенно права насчет сотворения конкретных Солнца, Луны и Земли – и только это и было всей сотворенной Богом Вселенной? Что, если планеты вроде вот этой были творением иных богов – с шестью ногами, трехсторонней симметрией, или чем там еще, – подобных местным формам жизни, которых Сэл называл «родными».

Вскоре они вернулись в лабораторию с обработанными образцами амаранта.

– Итак, дело в шляпе – для начала в любом случае неплохо.

– Но его так долго синтезировать, – заметила Афрайма.

– Не наша проблема. Теперь, когда мы знаем, который из препаратов работает, химики разберутся, как сделать быстро и в больших количествах. Он ведь, кажется, ничем не вредит растениям, да?

– Доктор Менах, вы просто гений.

– У меня нет степени.

– В моем словаре слово «доктор» означает «человек, знающий достаточно много для того, чтобы суметь сохранить биологический вид».

– Обязательно укажу это в своем резюме.

– Нет, – сказала она.

– Нет?

Она прикоснулась к его руке:

– Доктор, у меня наступают благоприятные дни для зачатия. Я хочу, чтобы в этом поле взошло ваше семя.

Он попытался обратить ее слова в шутку:

– Скоро ты начнешь сыпать цитатами из Песни песней Соломона.

– Я не предлагаю ничего романтичного, доктор Менах. В конце концов, мы должны работать вместе. И я замужем за Эвенезером. Ему не обязательно знать, что ребенок не его.

Она говорила так, словно действительно все тщательно продумала. Теперь Сэл по-настоящему ощутил замешательство. И досаду.

– Афрайма, мы должны работать вместе.

– Для своего ребенка я хочу самые лучшие гены.

– Так, ладно, – сказал он. – Ты останешься здесь и возглавишь работу над адаптацией культур. Я буду работать в поле.

– О чем ты говоришь? У нас полно людей, которые могут работать в поле.

– Либо увольняюсь я, либо увольняем тебя. После этого мы не сможем работать вместе.

– Но никто не обязан ничего знать!

– «Не прелюбодействуй», – процитировал Сэл. – Ты же верующая?

– Но дочери Мидиана…

– Спали с собственным отцом, потому что иметь детей было важнее, чем практиковать экзогамию, – вздохнул Сэл. – А еще важно проявлять абсолютное уважение к правилам моногамии, чтобы нашу колонию не разрывали конфликты из-за женщин.

– Ну хорошо, тогда забудь все, что я сказала, – предложила Афрайма.

– Не могу.

– Но тогда почему?..

– Афрайма, я проиграл в лотерее. Рождение детей от меня теперь незаконно. И уж тем более – детей от чужой жены. Тем не менее я не могу принимать препараты, подавляющие сексуальное влечение, поскольку должен сохранять острый ум и энергию для работы. Теперь, когда ты предложила мне себя, я не могу оставаться с тобой здесь.

– Это была просто идея, – сказала Афрайма. – Для работы тебе нужна я.

– Мне нужен кто-то, – уточнил Сэл. – Не обязательно ты.

– Но люди станут задумываться, почему ты меня уволил. Эвенезер предположит, что между нами что-то было.

– Это твоя проблема.

– А что, если я ему скажу, что я беременна от тебя?

– Вот теперь ты совершенно точно уволена. Сию же минуту. Безвозвратно.

– Я пошутила!

– Давай-ка верни голову на место. Будет тест на отцовство. ДНК. А между делом твой муж превратится в посмешище, и каждый мужчина будет смотреть на его жену и задаваться вопросом: а не предлагает ли она себя кому-то еще, чтобы подложить кукушонка в гнездо? Так что ты здесь больше не работаешь. Так будет лучше для всех.

– Если ты сделаешь это настолько очевидным, то навредишь моему браку не хуже, чем если бы мы правда это сделали!

Сэл сел на пол теплицы и закрыл лицо ладонями.

– Прости, – сказала Афрайма. – Это я полушутя.

– Хочешь сказать, если бы моим ответом было «да», ты бы призналась, что лишь дразнила меня, и оставила бы меня униженным тем, что я согласился на адюльтер?

– Нет, – призналась она. – Я пошла бы на это. Сэл, ты же самый умный – и это все знают. Тебя нельзя лишить возможности иметь детей! Это неправильно. Нам нужны твои гены.

– Это верно с точки зрения эволюции, – сказал Сэл. – Но есть и социальный аспект. Моногамия раз за разом доказывала, что именно она лежит в основе оптимального социального устройства. Дело не в генах, а в детях: они должны расти в таком обществе, которое мы хотим сохранить с их помощью. Мы за это проголосовали.

– А я голосую за то, чтобы выносить твоего ребенка. Всего одного.

– Уйди, прошу тебя! – попросил Сэл.

– Я совершенно логична, потому что еврейка, как и ты.