Онлайн книга «Человек со звезды»
|
– Демагогия, дед. Я имел в виду героя, которого подобная катастрофа приводит, например, на костер. – Ты научился хорошо спорить. – Твоя школа, дед. Но ты так и не ответил… Не управляй желаниями, костра не будет. Как, впрочем, и монастыря. – Ты несправедлив, Павел. Я никогда не боялся костров. – А что такое костер в наши дни? Общеинститутское собрание? Забастовка рабочих, студентов, ученых и так далее… Нежданное увольнение плюс кожаная папка с грамотой?.. Ты не боялся костра, потому что он тебя грел… – Извини, Павел, но в таком стиле я не желаю продолжать разговор. – Что ж, тоже метод – уйти от ответа. – Ты хочешь ответа? Пожалуйста! Ваше поколение инфантильно и забаловано. Вы еще не научились строить, но уже вовсю рветесь крушить. Причем крушить то, что построено не вами… – Прости, дед, перебью… Но – для нас? – И для вас тоже. – А если нам не нравится то, что вы построили для нас? А если мы хотим строить сами? – Так стройте же, черт побери! Стройте, а не ломайте! – На чем? И как?.. Вы же точно знаете, что нам любить, чем заниматься, во что верить. Чуть что не по-вашему, вы сразу – цап за руку: не так, детки, строите! Вот мы в ваши годы… Постой, дай договорить… Да, вы в наши годы сами решали, как вам жить. А теперь у вас другие задачи: вы решаете, как жить нам. По-твоему, справедливо?.. Мы выросли на красивых примерах: Гайдар в девятнадцать лет командовал полком, Фрунзе в двадцать четыре – фронтом… Знаешь, сколько лет было забытому ныне Устинову, когда он стал наркомом вооружения? Тридцать два! А сегодня комсомолом руководят те, которым под сорок. Они точно знают, что нужно семнадцатилетним… Увы, дед, семнадцатилетние инфантильны только потому, что так решили вы. Решили – и точка! – Павлик встал. – Ладно, будем считать, что ты мне ответил. Профессор смотрел в стол, в какую-то рукопись на зеленом сукне, вертел в руках очки в тонкой золотой оправе. Поднял глаза. – И что же вы хотите разрушить? – Он старался говорить спокойно, но в десятилетиями отработанной профессорской интонации слышалось-таки раздражение. – Все, что мы построили? – Мы не варвары, дед, – усмехнулся Павлик, – и не идиоты. И уж во всяком случае, не те беззаботные пташки, за которых вы нас держите. Если мы и хотим что-то разрушить, то всего лишь стены. – Какие стены? – Да мало ли их понастроено!.. Стены равнодушия, недоверия друг к другу, стены вранья, фальши, лицемерия. Если хочешь, стену непонимания – хотя бы между мной и тобой. – Павлик, – неожиданно ласково сказал Топорин, – я был прав: наивность – составная часть инфантильности. – Значит, наличие стен ты признал, – опять усмехнулся Павлик. – Уже прогресс. Дальше – дело техники. – Какой техники? Лома? Отбойного молотка? Чугунной бабы на стреле экскаватора? – Зря иронизируешь, дед. Вы такой техникой пользовались с успехом – в ваши годы… – Павлик повернулся и пошел к двери. И уже закрывая ее за собой, сунул в щель голову, сказал: – Я тебя очень люблю, дед. Профессор тоже встал и подошел к раскрытому окну, сел на подоконник – спиной к воле. Сильно зажмурил глаза, надавил на них пальцами: теннис теннисом, а зрение сдает, глаза устают, слезиться начали, даже крупный шрифт в книге без очков не виден. А сейчас и вовсе померещилось: какой-то туман в кабинете, заволок мебель, книги, вон и люстра едва проглядывается… Надо бы к врачу сходить. Парень в белой куртке и в джинсах шел по двору. Старик Коновалов, слегка очумевший от увиденного после обеда сна, вышел подышать свежим воздухом, стоял на пороге подъезда, ждал ночи, ждал обещанной ночной работенки. Заметил парня, бросился к нему: – Эй, постой!.. – В чем дело? – Парень обернулся, и старик с ходу притормозил: на него смотрел Павлик Топорин, профессорский внучек. – Извини, тезка, обознался, – сказал Коновалов. – За одного тут принял… – Бывает, Павел Сергеевич, – засмеялся внучек. – Приняли за одного, а нас – много, – и вдруг подмигнул старику: – Все путем, Павел Сергеевич, все будет, как задумано. Чуть-чуть осталось… И пошел себе. А как похож, стервец, подумал Коновалов, со спины – одно лицо… Не станем упрекать пенсионера в незнании русского языка. Ну, оговорился – с кем не бывает! Но ведь прав же, прав: похож, стервец… – Я пойду, – сказал Сенька Пахомов. – Мне надо. – Куда это? – вскинулась Ирка. – Ночь на дворе. Сенька помялся – соображал: как бы соврать ловчее. – Халтурка одна подвернулась. Денежная. – Какая халтура ночью? Зачем ты врешь, Сеня… – Ирка отвернулась к стене, накрыв голову одеялом. Слышно было: опять заплакала. Сенька переступил с ноги на ногу. – Ирка, – сказал он ласково, – хочешь верь, хочешь нет, но я тебя люблю по-страшному. И никогда тебя не предам… А идти мне надо, честно. Я тебе потом расскажу, ладно? Ирка не ответила, из-под одеяла не высунулась. Но плакать перестала, затихла: слов таких от мужа давно не слыхала. Сенька пошел в прихожую, открыл стенной шкаф, достал инструмент – надежный, для себя сработанный. Прислушался: в спальне было тихо. Все расскажу, виновато подумал Сенька, железно, расскажу. Вот построю, что надо, и сразу – Ирке… Заметим: он уже не сомневался, что сумеет построить за ночь все, что надо. Алевтина Олеговна не спала. Лежала на широкой супружеской кровати, слушала, как тихонько сопит муж. Туман в комнате стал гуще, а Стеценко его и не заметил. Алевтина Олеговна, когда ложилась, спросила: – Дымно у нас как-то, верно? – Выдумываешь все, – ответил муж. – Давай спать, тебе завтра рано… Он не ведал, что попал в точку, просто сказал и сказал – слова же зачем-то придуманы… Во дворе было пусто и темно, лишь тусклые ночники освещали над дверями таблички с номерами подъездов, да у выхода на набережную ветер раскачивал подвешенный на тонких тросовых растяжках фонарь. Парень уже ждал Сеньку, похаживал по асфальту, насвистывал что-то неуловимо знакомое – то ли из песенного репертуара любимого Иркой Валеры Леонтьева, то ли из чуждого нам мюзикла «Стена» заграничного ансамбля «Пинк Флойд». – Тьма египетская, – поеживаясь, сказал Сенька, – хрен разметишь… – И не надо, – сказал парень. – Ты клади кирпичики, а они сами, как надо, построятся. – Что за бред? – Кому бред, а кому – нет, – в рифму сообщил парень, засмеялся. – Клади-клади – увидишь. – Что здесь увидишь? – проворчал Сенька, надел рукавицы. – А раствор где? |