Онлайн книга «Посредник»
|
– И что? – Я просто спрашиваю, Крис. Ты ведь теперь ничего мне не рассказываешь. – Как я могу рассказать, если рассказывать нечего? – Я думала, ты поглядываешь на Лисбет. – Лисбет? Зря ты так думаешь. – Ладно. Но будь осторожен. – Осторожен? Ты о чем? – Когда ездишь на велосипеде. Ты легко можешь замечтаться. А в таком случае и до беды недалеко. Вообще-то, я бы и не возражал, если б случилась беда. Ничего ведь не оставят в покое. Все им надо перевернуть вверх дном. Все камни надо непременно перевернуть, а я изволь выползать на их мерзкий свет. Невыносимо. Невыносимо даже просто подумать, что ничего в секрете не сохранишь. Тут у меня мелькнула мысль, головокружительная и всепоглощающая, почти нестерпимая, что сберечь в тайне я могу только одно – то, что напишу, оно еще не написано, еще не существует, но из него выйдет толк. Я поехал довольно длинной окольной дорогой, чтобы успокоиться, но так и не остыл, в конце концов спрятал драндулет в кустах и дальше пошел пешком. Лисбет сидела в высокой траве, с крокетным молотком и пивом. Вдобавок только в одной половинке бикини, в нижней. А это не много. Да что там, исчезающе мало. Я сунул руки в карманы и совершенно непринужденно, не спеша направился к ней, но смотрел куда угодно, только не на ее грудь, не особенно большую и не вызывающую желания кричать «ура», но я бы кричал «ура» при виде любой груди, а она наверняка давно ходила без бюстгальтера, это точно, потому что грудь была такая же загорелая, как и остальной торс, да и бедра тоже, если взглянуть на них, и я невольно взглянул. – В крокет играешь? – Умный вопрос. Пиво пью. – Вижу. А в перерывах играешь в крокет? – Наоборот, в перерывах пью пиво. Ты нынче шикарный. Прифрантился? – Не-а, с какой стати? А ты? – Как видишь. Я прифрантилась совсем чуть-чуть. А ты чертовски пристально глядишь как раз на те места, где я не прифрантилась. – Я думал, ты под домашним арестом. – Я свободна. Как видишь. Свободна как птица. – Вижу. А летать умеешь? – Чертовски забавно с тобой поболтать. Но, кроме как болтать, ты еще что-нибудь умеешь? – Ловить на жестянку. Лисбет засмеялась, встала, допила пиво, а одновременно отмахнулась от назойливого слепня, который свалился в гамак, где отдыхала кошка, которая наконец-то могла чуток развлечься в этой знойной духоте. Больше я не нашел что сказать. Лисбет обернулась ко мне, опять хихикнула: – Ловишь на жестянку… Я думала, ты вообще не осмелишься прийти. – Не осмелюсь? Это почему же? – Во всяком случае, собирался ты чертовски долго. – А куда спешить? – Как куда, храбрец? Она ждет возле купальни. – Кто? – Кто? Ты что, приперся глазеть на меня, красавчик? – Я не глазею. – По-твоему, тут глазеть не на что? – Почему? Много на что можно поглазеть. – Вот как? Чрезвычайно убедительно. Присмотрись получше, поэт. Ради меня. Лисбет шагнула ближе и выпятила грудь, бесстыдно и в то же время застенчиво. Я отпрянул, поскольку не хотел впутываться в это, что бы это ни было. Она только что назвала меня поэтом? – Твоих родителей здесь нет? – Нет. А что? Они еще вчера уехали. Ты что-нибудь натворил? Требуется приговорчик? – Вообще-то, нет. По горло сыт проповедями. – Черт, Чаплин. Разговаривать с тобой все забавнее. Надо нам почаще общаться. – С тобой тоже. Возле купальни, говоришь? Лисбет кивнула в сторону фьорда: – Вон там, дорогуша. Как замочишь ноги, считай, ты почти на месте. – Отлично. – А поймаешь ртом водоросли, значит забрался слишком далеко. – Спасибочки. Очень мило с твоей стороны. – Не стоит благодарности, красавчик. Веди себя хорошо. Я пошел в ту сторону, куда указала Лисбет. Внезапно лес кончился, высокие сосны расступились, я вышел к береговым скалам и остановился. Мне почудилось, будто из одного мира я шагнул в другой. Расстояния исчезли, остались только во мне. Этим летом каждый день был дверью, которая скользила вбок, и я не имел выбора, поневоле шел вперед. Она сидела лицом к воде, на мостках возле купальни. Влажные волосы облепили плечи. Я видел блестящие капли на ее коже, секунду казалось, будто ей холодно, она завернулась в желтое полотенце. Это от меня повеяло холодом? Она заметила, что я стою и смотрю на нее? Я пошел к ней, стараясь, чтобы под ногами хрустели ракушки. Не хотел появиться чересчур неожиданно. Наконец она обернулась и вроде как не особенно удивилась, зато удивление изобразил я: – Ой, это ты? – Как видишь. – Вода холодная? – Прохладная. Я сел рядом. Отсюда был хорошо виден город. Даже слышны куранты на башнях Ратуши – так близко мы находились, и за то короткое время, какое звукам требовалось, чтобы долететь до нас, они искажались и дрожали, под конец напоминая звон коровьих колокольцев под водой; я не то чтобы слышал раньше такие колокольцы под водой, но это сравнение показалось мне наиболее подходящим. Прожорливые чайки чистили клювы на солнышке и крикливо ссорились из-за мусора, который плавал в зеленой воде отлива – там кверху брюхом, размахивая клешнями, лежал краб. Мне хотелось одного – взять полотенце с плеч Хайди, стереть гусиную кожу и руку уже не убирать. – Ты принес стихотворение? – спросила она. – Да нет. Ну, в смысле, я еще не вполне закончил. – Обещаешь прочесть мне? Когда закончишь? – Ясное дело. Слово есть слово. Она засмеялась, и я смутился. Если вдуматься, в то лето почти все смущались. Логичнее было бы наоборот, тем летом, когда люди покорили Луну, всем следовало бы задаваться. Однако ж нет. Что я говорил вот только что? Слово есть слово. Сказал так, будто продолжу: в горе и радости, пока смерть не разлучит нас и прочая и прочая. Иначе говоря, разговор забуксовал. Вообще-то, просто посидеть без трепа тоже хорошо, может, даже лучше, просто я так устроен, что не выношу молчания в присутствии других. В одиночестве я люблю тишину, прямо обожаю, часами могу сидеть один, не говоря ни слова, но вместе с другими, особенно с этой девочкой, с Хайди, тишина нестерпима. – Ты читала «Моби Дика»? – спросил я. – Только слыхала про него. – Тогда тебе надо прочесть. Там про шестнадцатитонного кита-альбиноса, которого никто не может поймать. – Кит-альбинос. А такие бывают? – А то! Белый кит. Их немного. Может, вообще один. Если пересчитать. Зато этот один доживает до глубокой старости, понимаешь? Можешь взять у меня. Книгу, я имею в виду. Не кита. Если хочешь. Я тебе с удовольствием дам. |